Дожить до рассвета. Милана Абрамович
к спинке дивана и задумался. В темных изумрудах блеснул и тут же захлебнулся солнечный луч. – Когда живешь уже не одну тысячу лет, надоедает быть всемогущим, всеведущим, да и в целом быть. Хочется найти какую-то отдушину, что-то простое, человеческое, пусть и бесполезное в глобальном смысле.
– Для Вас это музыка? – голос спустился до шепота в страхе спугнуть откровение.
– Ага. Конечно, во все времена она была разная, но всегда несла в себе что-то родное. Она как препараты – лечит и может вызвать привыкание. А какой восторг, когда люди придумывают новые инструменты! До сих пор помню, как взял в руки свою первую скрипку. В веке шестнадцатом это было.
– В 1529 году1, если быть точнее, – поправил мягкий голос.
– Рафи! – просиял Азар. – Не замучали тебя?
– Не успели, – отозвался тот, бросил на подоконник шелковый пыльник, облокотился о спинку дивана и склонил голову, разглядывая ворох ветхой макулатуры. – Что пишете?
– «Ария» Баха. Рассыпается совсем. Ли решила помочь. А та скрипка, кстати, долго держалась. Хороший мастер этот Анрюха.
– Не слушай его, – подмигнул мне Рафаэль. – Антонио он нахваливал чаще.
– Ясное дело, он же учеником Кольки был. Да и брал я у него уже сам. Но на запястье то струна от твоего подарка. И живая, главное, до сих пор.
– Ну, если сравнивать ее с мастером или твоей верой в новые бренды, то да, пациент скорее жив, – усмехнулся Рафаэль, потрепал меня по голове и спросил: – Еще не завтракали?
Азар моргнул.
– А ее нужно кормить?
– Ох, уж эти человеческие штучки, – деланно драматично вздохнула я.
Столик заняли кружки с чаем и тарелка, на которой небольшой горкой лежали бутерброды с колбасой и сыром. На мгновение меня заморозило недоумение. Никто не принес ни приборов, ни салфеток, ни даже колокольчика. Как нужно было понять, что теперь-то можно есть? Старшие тем временем все говорили и говорили о чем-то, известном лишь им:
–…Сказал, атома нашего там не будет, ибо ему, знаете ли, пространства жалко, да бедняжки-подчиненные перепугаются. А честно ли, что только одна сторона артефакт бережет, – никого волновать не должно. Начальство, мол, одобрило. Так Миша с ним едва не поругался.
– Ну, отчасти он прав, – сказал Азар. Отпил чай, сглотнул так, будто пробовал давно забытый или вовсе новый деликатес, сморщился и оставил кружку. – Валя даже к нашему хранителю на ровном месте придирается, а так еще жарче будет.
– Главное, чтобы нас эти выборы не коснулись, – поглаживая фарфоровый ободок кончиком длинного ногтя, произнес Рафаэль.
– Не переживай, золотце, мы – те еще кретины, – с неожиданной заботой успокоил Азар. – В их глазах, по крайней мере. Да и неприкосновенность никто не отменял. Мелочь, ты чего сидишь? Горячо, разве?
Последняя фраза прилетела в мой адрес. Я помотала головой, убрала руки с коленей и все-таки ухватила кружку за ручку.
После завтрака мне вручили колючку на палочке, которую нормальные люди называют расческой. По