Разрозненные страницы. Рина Зеленая
что-то принимая на веру, что-то отвергая, что-то утверждая своим трудом, своим творчеством. Некоторые научились оглядываться и угадывать, как же быть дальше. И кое-кто попадал в точку, когда надо было, и поднимался (как планеры по нужной струе) на самый верх. Правда, иногда неожиданно летел оттуда кувырком. А другие упорно и добросовестно долбили каменную гору в любую непогоду, веря в себя, в свою силу, и, если им удавалось не умереть, они через много лет, уже старыми, становились на ту ступень, на которой должны были стоять много лет тому назад.
Конгресс
Среди разрозненных страниц моей судьбы есть полстранички – эпизод, который надо бы вспомнить. Произошло это после того, как я опять стала москвичкой, работала в театре и не думала об Одессе. Я уже выписала оттуда маму и сестру. Это было не так-то просто – всякие трудности с билетами и поездами. И был тогда у меня поклонник (у каждой актрисы их бывало по нескольку). Безмолвный, безропотный, он глядел на меня, когда ему выпадала удача проводить меня куда-то или откуда-то. Временами он исчезал надолго – я не замечала этого. Потом он опять появлялся. Я не удивлялась: меня не интересовало ничто, кроме театра.
Как-то я его спросила, куда он проваливается. И узнала, что он куда-то ездит, кого-то сопровождает в поездах, например в Казань или в Ташкент.
– А в Одессу вы не ездите?
– Езжу, скоро поеду.
Тут я ему строго-настрого поручила привезти из Одессы маму, сестру, еще прихватить В. Типота с женой и маленькой дочкой и доставить их ко мне хоть на крыше вагона. Он внимательно посмотрел на меня через некрасивые очки некрасивыми глазами и сказал:
– Попробую. А где они будут жить?
Вопрос был серьезный. Мне самой жить было негде. У старшей сестры просить приюта я не стала. Сняла комнату через площадку от нее – у соседей. Это была каморка в шесть метров, там стояли железная кровать и сундук, так что жить было где. Поклонник мой всех привез, кроме маленькой дочки Типота, которую пока не взяли. И вот мы все вместе стали обитать на шести метрах впятером.
Отвела Типота в «Нерыдай», познакомила с Кошевским. Тот пригласил Виктора Яковлевича работать режиссером, а Надежду Германовну – художницей. Вера Инбер приехала вскоре из Одессы сама. Комнату ей Союз писателей, по-моему, дал сразу, и она тоже участвовала в какой-то программе «Нерыдая». Но все это присказка, а сказка будет впереди.
В один прекрасный день мы узнали, что готовится спектакль-обозрение для делегатов IV Конгресса Коминтерна, что кто-то из нашего и из других театров будет принимать участие в спектакле и играть в самом Кремле. Текст пишут четыре автора: В. Инбер, В. Типот, Н. Адуев, А. Арго. Принимать текст и спектакль будет правительственная комиссия.
Николай Адуев жил в ветхом московском доме, на втором этаже. Однажды на ободранной черной клеенке двери можно было прочесть написанные мелом крупные буквы: «Ушел в Кремль». Это Адуев пошел читать написанную им сцену. Поклонницы поэта Адуева замирали