Избранные сочинения в пяти томах. Том 2. Григорий Канович
впервые пожалел, что до сих пор обходился без кнута, хотя он и висел у него где-то в сарае. Корчмарь купил его у какого-то мужика за кружку водки, но не пользовался, потому что не выносил, когда батогом бьют скотину. «Сечь можно только человека, – говаривал он. – Не вол виноват, а погонщик».
– Но-о-о!
Лошади перешли на легкую рысцу, и крик догнал их:
– Стой, жид пархатый!
К дороге, продираясь сквозь заросли кустов и ломая валежник, бежал мужик.
– Стойте, пархатые!
Сейчас уж он взывал к лошадям, но лошади, не привыкшие к такому окрику, продолжали свой бег, прядая своими лопушными ушами.
– Быстрее, родненькие, быстрей! – упрашивал их Ешуа.
И когда казалось, что опасность миновала, в каких-нибудь пяти метрах от фуры на дорогу с шумом рухнула молодая сосна.
Конец, мелькнуло у Ешуа, и он остановил лошадей.
Из леса с топорами вышли еще двое. Они приблизились к фуре и приказали корчмарю слезть.
– Привяжи-ка, Юзеф, жида к дереву, – бросил один из них.
Тот, кого назвали Юзефом, подтолкнул Ешуа к обочине:
– Иди и не оглядывайся!
– За что? За что? – обалдело повторял корчмарь, выворачивая на ходу карманы, из которых вывалились какие-то крошки, гребень, расшитый носовой платок. – Клянусь Богом, ни одной копейки… ни одной копеечки… чтобы я так жил…
– Встань к дереву! Сюда, – бросил тот, кого назвали Юзефом, нагнулся, подобрал платок и гребень.
– Нет, нет! – завопил Ешуа, ничего не понимая. – Я не хочу к дереву… Не хочу…
Юзеф ударил его ногой в живот раз, еще раз, и Ешуа обмяк.
– Пожалейте! – тихо взмолился он. – Я буду вас поить… целый год… два года… даром… честное слово… Берите все… лошадей… водку… Только отпустите меня… Я никому ни слова не скажу… Ни слова…
Тот, кого назвали Юзефом, поставил его на ноги, прислонил к сосне и стал привязывать вожжами. Раз – обмотал вокруг живота, другой – завязал двойной узел.
– Ой! Мне больно! Больно! – Ешуа вертелся, хрипел, но Юзеф словно не слышал ни его хрипа, ни его мольбы. Он притащил охапку сучьев, бросил корчмарю под ноги, вытащил из кармана кремень и поджег.
– Что вы делаете? Мы же люди! – воскликнул Ешуа и заплакал.
– Люди, – откликнулось эхо. Молодой лисой заметался огонь.
– Юзеф! – крикнул кто-то с дороги.
– Иду, иду! – Юзеф оглядел костер и медленно поплелся к фуре.
Слезы заливали крупное бородатое лицо корчмаря.
– Плачь, Ешуа, плачь!.. Ты никогда в жизни не плакал, – шептал он. – Пусть твои слезы рекой текут… по бороде… по животу… по ногам… туда… на огонь… Только слезами его не погасишь… Только слезами… Господи, дай мне столько слез, сколько водки я разлил по кружкам… Господи!..
Внизу весело потрескивали сучья. Огонь уже подбирался к башмакам… сейчас запахнет горелым мясом…
– Люди! – закричал Ешуа.
– Люди, – откликнулось эхо.
– Господи,