Секундант Его Императорского Величества. Владимир Аваков
из-за чего результаты расследования имеется возможность подвергать сомнению и оспаривать. Так он и трудился: говорил о трагической гибели поэта и воспитательных уроках, которые следует извлечь из истории дуэли, одновременно в мыслях допуская, что цена этих рассуждений небольшая.
Олег Петрович, думая, что не один он такой умный, уверял себя, что переписывать историю и делать открытия в прошлом не его задача. Специалисты всё знают, и за прошедшее время новой истории ими не представлено. Его же дело конкретное: удостоверить, что в фильме о дуэли раскрыта официальная позиция. Так это и было, и он готов подтвердить.
До вчерашнего дня Олега Петровича устраивало объяснение своей роли. Вчера же, когда он получил новое задание, успокаивающий эффект самовнушения о малой значимости собственного труда прошёл. В первый момент Гребнев не обратил на это внимания. Ну получил он задание в развитие того, которым занимался, – новую серьёзную тему, и дальше будет заниматься серьёзно, как делал всегда. Однако изменение его личной роли всё-таки произошло. По пути из офиса домой Гребнев ясно понял, что раньше он проверял чью-то работу на соответствие интересам государства, а теперь сам должен предлагать и обосновывать, что для государства будет хорошо, а это не одно и то же.
Открыв утром глаза, Гребнев почувствовал необычную ответственность за порученное дело, которая стимулировала и бодрила. Теперь она не только побуждала к прилежанию, но и висела над головой дамокловым мечом. Требовалось время, чтобы привыкнуть к новому ощущению. Хотелось быстрее погрузиться в работу, вновь увериться в собственных силах и избавиться от неожиданной тревожности, поэтому он сидел утром на кухне со справкой в руках. Желания отказаться от полученного предложения не возникало.
Просмотрев несколько страниц, Гребнев выбрал, что хотел зрительно освежить в памяти – извлечения из показаний Дантеса, писем Пушкина и показаний секунданта Данзаса.
Дантес на допросе 6 февраля отрицал, что оскорбил Пушкина, и настаивал, что Пушкин в письме оскорбил его и отца и что подтверждающие его показания письма находятся у императора. Письмо Пушкина нидерландскому посланнику барону Геккерену от 26 января 1837 года, подтверждающее показания Дантеса, вручено председателю Комиссии вице-канцлером графом К. В. Нессельроде.
В письме от 26 января 1837 года Пушкин писал: …поведение Вашего сына было мне давно известно, и я не мог остаться равнодушным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый взяться за дело, когда почту за нужное, случай, который во всякую другую минуту был бы мне очень неприятным, представился весьма счастливым, чтобы мне разделаться: я получил безымянные письма и увидел, что настала минута, и я ею воспользовался.
…после всего этого я не могу сносить, чтобы моё семейство имело малейшее сношение с Вашим. С этим условием я согласился не преследовать более этого гадкого дела…
Я… не могу позволить, чтоб сын