Секундант Его Императорского Величества. Владимир Аваков
бы написали те же англичане-аудиторы и адвокаты, скажем, в Армении.
– А мне бы всё написали здесь, в посольстве Великобритании, – произнёс Сажин, и все засмеялись.
– Угадали, так и было, – согласился Белов, кивая в сторону Гребнева и Сажина.
– Принесём кофе, – сказала Светлана, и женщины удалились за кофе и десертом.
Мужчины чокнулись рюмками и выпили коньяк.
Потом пили «кофе с любовью», то есть с пенкой, и ели ванильное мороженое. Кофе придал бодрости, но языки давно заплетались, и хмель всё больше брал своё. Разговор замедлился и утратил характер интересного общения.
Время было позднее, вечер подошёл к завершению. Вызвали такси, и гости стали собираться домой, каждый не забывая захватить полученные подарки. О чём всё это время проговорили Катерина и Коля, их отцы остались непосвященными.
– Зачем ты устроил нам урок литературы? – спросил Белов Гребнева на выходе из дома.
– Проверить знания всегда полезно, – отшутился Гребнев.
– Не литературы, а истории, – поправил Сажин.
– Зима приближается! – глядя в небо, торжественно провозгласил Белов и выпустил изо рта облачко пара.
– Я бы сказал: зима будет большая, – ответил ему Сажин.
– Так где тебе письмо писали? – негромко спросил Гребнев Белова.
– Где писали – я не знаю, – так же негромко ответил тот, – но помогли и прислали с самого верха, а я потом месяц отрабатывал – анализировал статистику настроений избирателей по всей Сибири.
Сажин, прощаясь с Гребневым и склонившись, чтобы слышал только он, произнёс:
– Далеко не углубляйся, а то выйдешь через задний проход. Это не я сказал.
Гребнев подумал: «Знаю, что не ты».
Когда, проводив гостей, он и Светлана вернулись в дом, жена спросила: зачем они с друзьями напились? В ответ Гребнев промычал что-то в смысле «просто хорошо посидели», и она отложила разговор до утра.
Олег Петрович сосредоточенно проследовал на кухню, где ему налили стакан чая.
Светлана и Катерина стали убирать следы застолья, и через некоторое время комната приняла близкий к обычному, но ещё праздничный благодаря ёлке вид. Гребнев благоразумно решил, что жена и дочь справятся без его руководства, а сам он должен перевести дух.
Он сидел за столом на кухне, перед ним стояла чашка чая, взгляд его обратился в себя. Тихо урчала посудомоечная машина, отмывая тарелки от праздника. Олег Петрович понимал, что Светлана права, – он чувствовал, что перебрал со спиртным. Опьянение не было тяжёлым, и спать после кофе не хотелось, но делать что-то, например помогать жене с наведением порядка или разговаривать о чём-нибудь с семьёй, ему не представлялось возможным. Большее, на что он годился, – сидеть за столом и делать вид, что пьёт чай. В его голове, как и следовало, кружилось всё, что в ней имелось.
Жена понимала состояние Гребнева и за помощью к нему не обращалась. Дочь вскоре ушла спать.
Гребнев