Гримуар лесной ведьмы. Настасья Новикова
евица, взывая к той доле человечности, что осталась у лесной ведьмы.
Половицы в избе заскрипели, и та будто ожила, задышала свежим закатным воздухом. Вокруг, тихо шелестя, закружилась листва, опавшая с берёзки, и в воздухе ожила магия. Она трещала и была почти осязаема.
Дверь отворилась так резко, что девушка едва успела отскочить, дабы не схлопотать разбитый нос, вдобавок к тем синякам, что оставил ей на днях батька. В проёме появилась женщина, будто сотканная из самой тьмы, она взирала на деревенскую девку чёрными блестящими глазами. В них читалась явная неприязнь, и то выражение лица, что было сейчас у ведьмы, не сулило ничего хорошего.
– Уходи, Аглашка, я тебя более принимать не стану, ты моим указам следовать не желаешь, так ещё и на деревне теперь молва обо мне дурная ходит. – Ведьма уже собралась захлопнуть дверь, но девица упала ей в ноги, рыдая и причитая о своей нелёгкой судьбе.
– Белочка, молю, прости меня, я всё что хочешь сделаю. Не могу я без него жить, Белочка, понимаешь? Он мне и во сне, и наяву покоя не даёт. Сердце болит, Белочка, ой как болит! – разревелась та пуще прежнего.
– Хочешь, я зверя какого для ритуала поймаю? Или не зверя… – промямлила деревенская с уже меньшим энтузиазмом. – В игры с жизнью и смертью поиграть вздумала, дура? Прочь, я тебе говорю! – топнула ногой ведьма, так что пыль взметнулась вверх и заклубилась вокруг.
– Я ребёнка отдам, первенца, – вдруг резко выпалила Аглашка, поднимая заплаканные глаза и ища в лице женщины хотя бы намёк на согласие. Та в свою очередь покрепче сжала зубы, перебирая в голове варианты. Ребёнок – это самый дорогой дар, он дороже жизни любого взрослого. Ребёнок – это приемник, сосуд для силы ведьмы и единственный шанс для неё продолжить свой род.
– Хорошо, входи.
В избе было тепло, даже жарко, на стенах висели сушёные травы, оттого запах внутри был слегка опьянящий, затягивающий разум лёгкой пеленой. Белладонна вышагивала вдоль полок, тянувшихся вдоль стен сруба, брала то одну банку, то другую, хватала пучки трав, принюхиваясь. Аглашка смирно сидела на скамье, наблюдая за таинством. Она ещё не осознавала, что будет дальше, да и её это не слишком волновало. Он будет с ней. Первый красавец деревни, статный и богатый, он обеспечит ей жизнь, о которой только могла мечтать дочь земледельца. Женщина сунула ей в руку пузырёк с тёмной, переливающейся в свете свечей жидкостью, а после наклонилась и быстро зашептала девице на ухо заговор.
С того момента минул год, и Аглашка уже была на сносях. Она, как и мечтала, заполучила Тиса в мужья и тут же от него понесла. Женщина была так счастлива, что вовсе позабыла о своём обещании лесной ведьме. Не придёт же она и впрямь за безвинным дитём сельской девки?
Разродилась Аглашка в самую длинную ночь зимы. Боль была настолько сильной, что очнулась она лишь через два дня. Повитуха, что принимала ребёнка, стыдливо отвела взгляд, когда увидела в глазах Аглашки немой вопрос.
Сгинула девочка, слабая совсем была, к утру совсем затихла. – бормотала себе под нос старуха, перебирая морщинистыми пальцами фартук.
Более Тис с Аглашкой детьми не обзавелись, гибли все ещё в утробе. На деревне все смотрели на неё с укором, и даже муж больше не желал с ней близости. Она знала, что Тис повадился ходить к Кирейке через две избы, все это знали, но молчали. Отчего ж пустоцветную жалеть? Мужику потомство нужно, а коль она не может, значит, сможет другая.
И вот она снова у двери с рунами, в надежде попросить ведьму о другой услуге. Ей нужен ребёнок. Семь лет минуло, а вокруг избы ведьмы время словно остановилось. Те же берёзовые листья на крыльце, тот же скрип половиц внутри дома. Но что она слышит, детский смех? Заливистый, звонкий, как колокольчик, смех девчонки раздался из-за двери. Аглашка впала в ступор, сердце вдруг пропустило несколько ударов, а потом вовсе с бешеной скоростью забилось в груди. Она не дождалась, пока ведьма соизволит выйти к ней, и с силой распахнула дверь. Руку пронзила боль от защитной магии, слёзы выступили на глазах, но даже это не помешало ей увидеть пару удивлённо глядящих на неё глаз. Таких же зелёных глаз, как у неё. Слова её клятвы то и дело проносились в голове. Дочь. Её плата за мужа-изменщика, за нерожденных детей, за косые взгляды соседей. Аглашка поджала губы, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Эти длинные светло-русые волосы с завитушками на концах, совсем как у Тиса, и такие же веснушки на носу. Она была их копией, собравшей всё лучшее в себе.
– Доченька! – не выдержав, женщина бросилась к ребёнку, но тут же вылетела за порог. Там, в окружении пары волков, стояла она. Казалось, время даже не коснулось лица Белладонны. Чёрные, как смоль, глаза горели яростным огнём. Ведьма двинулась к женщине, словно воин, а волки за её спиной зарычали, внушая ужас.
– Запомни, – вкрадчиво начала ведьма, – дочери у тебя нет и не было никогда. Ребёнок мой, и, видят боги, я этой платы не просила. Только попробуй ещё раз приблизиться к моему дому, и от тебя даже воспоминания не останется.
Аглашка брела, не разбирая дороги, но ноги сами привели её в дом родителей. Зелёные глаза и весёлый детский смех не покидали её мысли. Они были там, приносили боль и радость. У неё есть дочь,