Куница. Жанна Никольская
и они решили ее отметить, пошли в ресторан (лучший в “глухой” провинции, где обосновались), а потом, подвыпив, гуляли по городу, и он имел глупость спросить, почему она все-таки осталась с ним (при ее-то внешних данных, образовании, воспитании и вообще… возможностях).
Она посмотрела на него немного задумчиво, этак затуманенно посмотрела и неожиданно задала вопрос, показавшийся ему (в тот момент) абсурдным до последней степени.
–Ты меня любишь?
–Могла бы и не спрашивать, – буркнул он, даже слегка разочарованный. Мало она получила доказательств этой любви?
–Просто ответь, – настаивала она, и до него вдруг дошло, что вопрос-то задан неспроста, есть здесь “второе дно” или то, что при всей очевидности, он по дурости пропустил.
–Извини, – произнес он как можно мягче, – Конечно, если не принимать во внимание маму, по-настоящему ни одной женщины не любил. До тебя.
–А теперь любишь? – очень просто спросила она, и он так же просто ответил:
–Теперь люблю, – и тут же все стало ясно.
Посему “Вот и ответ на твой вопрос” прозвучало с ее стороны совершенно излишним.
И не потому, что ни от кого другого она не слышала подобного (слышала, конечно, слышала, и, пожалуй, куда больше, чем ему бы того хотелось), но то, другое “люблю” означало “хочу”, “вожделею”, “ты льстишь моему тщеславию”… не более.
Истинное же ЛЮБЛЮ – в изначальном смысле, – пожалуй, так же редко, как и куница в центре большого города (пусть даже сибирского).
Или садовая лилия – среди придорожных сорняков.
–К тому же, ты куда лучше меня приспособлен к жизни, – добавила она серьезно, – Ты не боишься трудностей, ты одинаково хорошо “рубишь” и в компьютерах, и в плотницком деле… Помнишь, как смастерил для Дениски стульчик и столик? Сам?
–С помощью Палыча, – пробормотал он, потому что теперь ему даже стало неудобно – словно сам напросился на похвалу.
–Неважно, – отмахнулась его “фея”, – Другой и пробовать бы не стал. И, наконец, – заключила она со вздохом, – Ты настоящий красавец.
–А вот это уж – наглейший подхалимаж, – возразил Ручьёв. “Или насмешка”.
–Для меня, – мягко добавила она, – Считай, что я жутко пристрастна, но для меня ты – король викингов, несмотря на отсутствие бороды.
Ну что он в этом случае мог сказать? Мысленно обругал себя дураком, при этом чувствуя, что он – счастливейший из дураков, – и поцеловал ее. Прямо на улице, на глазах немногочисленных “собачников” и наглой молодежи.
…-Не вставай, – повторил он, сам поднимаясь с постели. Ему следовало ехать в агентство (он руководил охранным агентством) к девяти, и у него была еще уйма времени и на ребенка, и на завтрак, и на кофе – своей фее в постель (хотя, когда во время беременности она проходила обследование, выяснилось, что у нее небольшой порок сердца). И хоть, по заверениям врачей, с таким пороком можно дожить до глубокой старости (если, конечно, не злоупотреблять), он всерьез озаботился ее привычкой пить по утрам кофе и выкуривать