Долгая дорога к тебе. Оксана Александровна Ливанова
для нашей профессии – являлся профессионалом высшей пробы. Поэтому она бессменно руководила операционным столом и учила молодых и неопытных «не профукать момент». Как это делается мы не знали, но при ней, этого никогда не делали.
– Чем обязана, Виолетта Никитична? – спросила я, когда за ней закрылась дверь и её далеко не маленькое тело втиснулось в стул для посетителей.
– Спросить тебя хочу, ты красный карандаш далеко убрала? Он пригодится скоро – сказала она и многозначительно посмотрела на мой плакат, где я рисую свои победы над смертью. Я начала волноваться.
– Есть предпосылки, и чего собственно я не знаю в своём королевстве? – дрогнувшим голосом спросила я.
– Судя по слухам и твоему виду, всё ты знаешь, Анна Викторовна. Адюльтер на рабочем месте себе устроила, хотя с детства тебя знаю, и наблюдаю, между прочим, и никогда не замечала, чтобы ты дурой то была – сказала она и её нарисованная бровь поползла вверх. Я стояла как столб. А что ей сказать? Со стыда только сгореть, да и дело с концом.
– Не волнуйся так, детка. Я очень старая и опытная. Четыре раза замужем была, что такое секс не по наслышке знаю. И сама, далеко не ангел. А уж мужиков у меня было, помимо официальной бумаги о замужестве, это по пальцам не пересчитать. Мы же в медицине работаем, поэтому нам некогда на стороне искать кого – то. Как только более или менее приличный самец попадётся, мы его быстренько в кроватку ложем. Это нормально. Когда нам норму и гигиену соблюдать, каноны этикета блюсти? Некогда. Вот мы и спасаем жизни, а потом грешим по ночам, а иногда и по утрам. Я не затем пришла. Вот что сказать хочу. Ты у меня всегда номер один была. Я тебе руку на шве «ставила», стелить «операционное поле» учила. И ты мне как дочь. В операционной – ты бог, каких уже не делают. Очереди стоят огромные, чтобы у Тихомировой под наркозом полежать. И репутация твоя – твоя гордость. Вон – начмед уже. А девки – начмеды – это редкость. И главным врачом будешь, не сомневайся. А раз ты богом в темечко поцелованная была, при рождении, то его же и не гневи – сказала она и замолчала, глядя в пол.
– Шанс есть, после этой лекции, которую вы мне прочитали, что я наконец пойму, что вы хотите этим мне сказать? – спросила я, начиная нервничать.
– Да говорю же, старая я. Забыла уже, зачем собственно начала этот длиннющий разговор. А! Вспомнила. Красный карандаш найди, скоро понадобиться.
– Да с чего вы взяли?
– Платон Анатольевич, с кем ты личное время проводишь, оперировать совсем не умеет. Я тебе сегодня на обходе живот пациентки покажу, и ты побежишь переделывать там всё. За него. Вот потому и пришла. Он самостоятельно оперирует вовсю, и осложнений после него просто масса. И на операциях ведёт себя кошмарно. Короче – он мне не нравиться. Давай, думай об этом – сказала она и встала со стула.
– Я услышала, Виолетта Никитична – сказала я, стоя перед ней как солдат, вытянув спину. Она молча подошла, обняла меня по-матерински и поцеловала в щёку.
– Все мы бабы дуры, вечно не тех выбираем.