Лебеда – трава горькая…. Дмитрий Пейпонен
похороны Светланы Лебедевой пришло человек десять – несколько ее подруг, да семья Шпигель в полном составе. Сара подарила Кате черное платье, в котором она и пошла на похороны. И там, на кладбище, стоя у гроба с телом своей мамы, удивляясь, как все вокруг может жить – солнце в голубом небе, кузнечики в траве, птицы на деревьях, люди, проезжающие мимо кладбища на машинах, вообще весь мир. Ей хотелось крикнуть им всем: «Вы что, не понимаете, что у меня умерла мама?! И не смейте шуметь и радоваться жизни! Катя смотрела на маму, лежащую в гробу, удивляясь, какая она была красивая и безучастная. «Как будто снежная королева спит» – думала Катя, любуясь бледным профилем мертвой мамы. Она не плакала. К ней подходили подруги мамы, что-то говорили, совали в руки дешевые карамельки в ярких фантиках, ей что-то объясняла мама Лили, обнимая за плечи и присаживаясь перед ней на корточки в своем дорогом черном брючном костюме и темных очках. Ей что-то говорил отец Лили, мягко трогая за плечо, но Катя не обращала на всех этих людей внимания. Она просто смотрела, не отрываясь, на тело своей матери, лежащее в красном, обтянутом тканью, гробу, точно пытаясь запомнить этот красивый восковой профиль с аккуратно уложенными светлыми волосами. Катя подумала, что, пожалуй, никогда не видела свою маму такой красивой. И тут же поняла, что больше и не увидит… Так она и стояла, пока гроб не заколотили гвоздями и не закопали в могилу, поставив простой деревянный крест, сделанный из обожженого дерева и покрытый лаком. Над ней все также светило солнце, в траве тарахтели кузнечики, а в кронах деревьев суетились птицы. Все было, как раньше… Как всегда… Но в этом мире больше не было ее мамы… И тут, наконец, по щекам Кати потекли слезы. Она всхлипнула, вздрогнув всем телом, еще и еще. И в этот момент к ней подошел худощавый мужчина лет сорока, в мятых джинсах и в дешевой тканевой зеленой куртке, надетой поверх черной футболки. У мужчины были светлые волосы, голубые водянистые глаза и тонкие губы. Подбородок покрывала щетина. Он присел перед Катей на корточки, неловко и неуклюже вытер ей слезы синим мятым носовым платком в клетку.
– Ну, здравствуй, племяшка! – сиплым бесцветным голосом сказал мужчина. От него пахло дешевым одеколоном, перегаром и мятной жевательной резинкой. – Я твой дядя Саша, мамы твоей старший брат! Будем знакомы, Катюха?
– Будем… – шепотом ответила Катя, разглядывая дядю Сашу. Она вспомнила, что мама когда-то давно, рассказывала ей про своего старшего брата, «такого же винторогого козла», который отсидел в тюрьме почти полжизни и был «бестолковым и шалопутным». Что такое шалопутный, Катя не знала, но догадалась, что ничего хорошего это слово обозначать не может. И сейчас, глядя на дядю Сашу, она пыталась увидеть признаки этой самой неизвестной шалопутности, но ничего, кроме того, что дядя Саша был очень похож на маму, не находила в его облике. Катя вздохнула и, в последний раз обернувшись на могилу мамы, пошла за дядей Сашей к микроавтобусу…
… – Слушайте, девки, это же сколько она вывезла в детстве?! – вздохнула Вита. – Не каждый взрослый такое переживет