Октябрический режим. Том 1. Яна Анатольевна Седова

      Любопытная и печальная картина бедствующей дворянской семьи изображена в воспоминаниях кн. Г. Е. Львова. Он рассказывает, как его семья, ведущая свою родословную от Рюрика, годами ела только ржаной хлеб, картошку и рыбные щи, как гостиная в стиле ампир была превращена в амбар, как приходилось занимать денег у соседей-крестьян, как 16-летний брат бросил гимназию, чтобы вести семейное хозяйство, как однажды он, не имея денег для расчета с рабочими, прятался от них в лощине, и т. д. Лопухиным было легче – за ними остались большие имения, но и в этой семье «бывали дни, когда в доме не оказывалось ни копейки и приходилось занимать рубля по 3, по 5, на день, на два». А. А. Лопухин с горя улегся в постель и пребывал в таком состоянии целыми неделями, несмотря на доброе здравие.

      Общее финансовое положение российского государства было сложным. Некоторые государственные долги датировались еще 1817 и 1818 гг. Ввиду огромной протяженности наших границ пятая часть расходов бюджета шла на оборону. При этом треть доходов была получена от винной монополии, за что публицист Меньшиков прозвал русский бюджет «пьяным». «Пей! – писала «Россия». – Не хочешь, а пей! так велит министерство финансов, обращенное бывшим его главою Витте в обер-кабатчика… Русский народ самою казною обречен пить, и пить до самой кончины… Никто не смеет устранить соблазна с его пути…». Вообще налогообложение было почти полностью косвенным (питейный, табачный, нефтяной, спичечный, сахарный налоги). Например, в 1905 г. бюджет получил 202 млн.р. от прямых налогов и 1097 млн.р. от косвенных. Таким образом, основная тяжесть налогового бремени падала на наименее состоятельные классы населения.

      Внутреннее положение было настолько неспокойным, что с самого 1881 года – года убийства Императора Александра II – приходилось продлевать временные правила об исключительной охране, предоставлявшие генерал-губернатору чрезвычайные полномочия. Не прекращалась череда террористических актов, направленных как против министров, так и против безвестных служак. На Стокгольмском съезде социалистов-революционеров было постановлено убивать «мелких агентов правительственной власти, в одиночку и группами, например городовых, жандармов, шпионов, земских начальников».

      Студенческие беспорядки стали настолько обыденным явлением, что в 1907 г. И. О. Корвин-Милевский задавался вопросом: «не прекратила ли наша молодежь учение, так как занята политикой, или не занялась ли она этой последней, не умея и не желая учиться?». По мнению этого лица, «уже теперь можно с уверенностью считать два или три поколения молодежи потерянными для науки».

      Крестьянская молодежь отходила от отцовских обычаев, и родители жаловались, что «управы нет» на детей. «Если вы теперь едете по сельской местности – отмечал К. Н. Тимирев, – и видите молодых людей, только что окончивших школу, обвязанных бинтами, всех изрезанных, израненных, это значит, что был только что местный праздник; если едет следователь с врачом, то вы не сомневаетесь, что в данной местности был наиболее почитаемый праздник, который ознаменовался убийством».

      В духовной жизни народа-богоносца причудливо сочеталось внешнее благочестие и внутреннее безверие. Под сверкающими куполами стояли безлюдные церкви. В воскресный день крестьянин вместо службы ехал на базар. Что до интеллигенции, то ее отход от веры стал притчей во языцех. В столице существовало поразительное явление – великопостный тетральный сезон. Публиковался репертуар на каждую неделю Великого поста, кроме первой и Страстной.