Охота на хищника. Александр Щёголев
Вы не в курсе, что с ним случилось?
Тук-тук-тук, раздалось за дверью.
Свет залил Женю, и она сощурилась, механически заслонилась пятерней. Сквозь растопыренные пальцы она увидела человека на пороге, старика с небритым задубевшим лицом, с мясистым носом и удивительно синими мальчишескими глазами.
– Привет, – сказала она, поборов оцепенение.
Дядя Толя подвинулся, пропуская ее в дом. Она вошла, озираясь. Выцветшие обои висели лоскутьями. Потолок испещрили потеки. Смердело кошачьей мочой.
Стабильность. Ей нравилось это слово.
Дядя Толя безмолвствовал. Лишь смотрел не моргая на гостью, и его дрожащие руки перебирали воздух.
– Узнал?
– Да, – прохрипел он и прислонился к стене.
Женя затревожилась, что он умрет здесь, в коридоре.
– Эй, дыши. Эй.
Она потянулась, чтобы отрезвить его пощечиной, и охнула: старик проворно схватил ее за кисть.
«Спокойно», – велела себе Женя.
Дядя Толя прижался губами к Жениным костяшкам и поцеловал робко. Слезы заблестели, придав синеве новый оттенок. Он целовал ее и глядел подобострастно.
– Где же ты была так долго? – спросил он, обретя дар речи.
– В разных местах, – сказала Женя, думая обо всех этих местах и о том, что они ей дали.
Когда в юности она надевала короткие юбки, мама кричала:
– Тебя снова украдут, и мне будет плевать! Я устала волноваться! Забыла, что с тобой сделал тот маньяк?
А что он с ней сделал?
– А что ты со мной сделал? – озвучила она вопрос.
– Я же просто… – безумный старик всхлипнул, – просто защищал тебя, – он мотнул головой на дверь, – от всех их. Ты такая хрупкая. Тебя нельзя было выпускать.
Женя осторожно высвободила руку и прошагала по коридору. Дядя Толя следовал за ней, бормоча неразборчиво. Промелькнувшие годы – девятнадцать лет! – отложили на нем отпечаток, но он не казался одряхлевшим. Он до сих пор мог постоять за себя. И за нее тоже. Защитить от грома, от деревянных быков.
– Разрешишь?
– Конечно! – Судя по выражению лица, дядя Толя думал, что спит и видит сон.
Женя толкнула дверцы, нащупала выключатель. Вспыхнула лампочка. Она пошла по ступенькам, и ступенек было ровно восемь. Подземелье воняло зверьем.
Подвал уменьшился.
«Потому что я выросла», – сказала себе Женя.
Стены покрывали полароидные снимки, восемьдесят девять штук, – по количеству дней, проведенных в плену. Маленькая Женечка смотрела в объектив – изучала чужую, изуродованную жизнью тетку.
Женя поразилась тому, что девочка улыбалась на большинстве фотографий.
В свете лампочки парили пыль и шерстинки.
Кошки гнездились на трубах отопления и под трубами, вылизывались в углах, охотились на блох. Их зеленые глаза наблюдали за гостьей. Рябая животина грациозно выгнула позвоночник и обнюхала Женины туфли. Потерлась о ноги, урча. В коробке из-под обуви пищали шерстяные комочки – потомки сокамерниц Жени.
– Они скучали, –