Идеал. История Эрика, писателя. Лера Ко
обстоятельствам жизни окружающих тебя людей. Но страшнее всего мириться, что их жизнь – до твоего появления в ней и после – была и будет независимой и самостоятельной. Но ты же останешься Чужаком даже для друзей. И единственное правильное решение, чтобы не сойти с ума, – это простить им их совершенство, а себе – неполноценность. Я решил написать письмо в Хаос – в надежде, что будущие поколения меня поймут и поддержат, и хоть в каком-то временном промежутке я почувствую поддержку своих мыслей…»
Эрик отвернулся от листа бумаги, где размашистым почерком пытался написать что-то вроде своего дневника. Он находился в таком смятении, что ему казалось, будто он понимает стремление Пу всё запротоколировать и во всём дотошно разобраться. В этом чёртовом городе слишком много дурацких таинственных деталей! И ни одного ключа к разгадке!
Ему так надоело быть в этой позиции подчинения обстоятельствам!
Повинуясь внутреннему порыву, он схватил меч, вверенный ему Флешем, и выскочил на улицу. Ноги сами принесли его в сад со странной церковью.
Он оглянулся: вокруг – никого. Сам не понимая, что делает, он размахнулся мечом, сделал шаг, отступил, выпад, рубящий удар, отступил, размах, присел, вокруг себя, удар…
Тело слушалось его идеально. Меч лежал в руке как влитой, движения были ровными и строгими, каждый нерв сразу же откликался на мельчайший интуитивный порыв.
Обессиленный через какое-то время Эрик сел, прислонившись к стене церкви. День клонился к закату. Он размышлял о нелепости ситуации: хотелось сказать, что он всегда любил закаты, но это могло не быть правдой, потому что далеко не обо всех вещах он мог сказать «всегда». Но одно он понял точно: он всегда умел хорошо драться и всегда отлично владел оружием. Что-то внутри него подсказывало ему это. Все эти странные совпадения, цепляющиеся одно за другое, бередили его интуицию. Он вернулся мыслями к «картинке» урока фехтования с одним из шпионов, как теперь думается… После того припадка в кабинете он больше не мог вспомнить совершенно ничего, и ему оставалось лишь гадать, что именно спровоцировало эту вспышку ярких образов.
Он прокручивал изо дня в день все события того вечера. Как пришла Ева, что она говорила, что он чувствовал и что увидел в чехарде пятен из прошлого.
Но всё сводилось только к одной детали, которая не давала ему покоя: к Еве и её словам. Много раз он слышал об идеалах, предполагается даже, что он сам – бывший идеал, но что заставило его вспомнить? Неужели в словах Евы, произнесённых так слышно и чётко, во фразе, сказанной с уверенностью и покаянием, будто бы она хотела, чтобы Эрик вспомнил, – в этом всё дело?
В своих статьях «про мозги» как-то раз сам Эрик говорил о том, что сказанные слова имеют большую силу, чем удержанные в голове. И, например, вопреки всем суевериям, загаданные желания нужно сообщать сразу же, после того как задул свечи на торте, потому что только сказанное вслух считается своего рода «заклинанием»: мозг думает + уши слышат + сознание понимает + логика развивает план дальнейших зависящих и зависимых действий, и результат не заставляет себя ждать. Такое самовнушение и самоподстёгивание,