Вспышка. Елена Викторовна Гудкова
Я на обход шел, работал тогда уже семь лет, каждую тропку знал. Иду себе, иду, как понимаю – заблудился, быть не может, но вообще не узнаю место. Понимаю, что дом мой на западе, решил пойти по солнцу. Зенит прошел, солнце клонилось, вот пробираюсь через гущу лесную, выхожу на поляну. Солнечная, красивая. Дай, думаю, отдохну. Прилег около пенька, да вырубило меня, а в это время такая вспышка на солнце была, что до земли долетела и в пыль вывела все станции. Потом еще в газетах писали: то ли США на нас лучи капитализма направили, то ли Ванга это все предсказала. А на самом деле была магнитная буря, ударила, потом умные люди пытались объяснить. Но все уж. Помни врага – он виноват
– Просыпаюсь я, чувствую, ясно мне, тихо и хорошо, встал, через тропинку перешел, а вот и дом мой. Как, думаю, заблудился-то вообще. Вот после этого все и началось. Мысли стал слышать, но не все и только когда солнце светит. Ехал теленка брать в село, смотрю, стоит Марфа с дитем грудным, щеки красные, вся румяная, дите глазами хлопает, ну загляденье, – у старика скатилась слеза, но он, кажется, не обратил на это внимания. – А слышу ее, мол, что убить дите хочет и себя убить, потому что Степан ее обрюхатил, а сам женат, с тремя детьми, и теперь позор ей. Понимаешь? Испугался я, подхожу к ней, говорю: «Марфа, милая, что с тобой, ты чего удумала?». Стоит она, взгляд в землю уставила. «Все хорошо, вот иду Митеньке яблочек взять, пюре сделать», – протараторила и ушла. А через два дня узнал, что кинулась она в Оку под течение и ребенка привязала к себе, так и сгинула, не нашли.
– Думал, все, с ума схожу, брежу, шизофрения и все эти ваши новомодные ругательства. А потом увидел Степана, который Марфу обрюхатил, и услышал его, он пил тогда, конечно, беспробудно, и жену колотил. Образ возник у меня от него, не знаю, как объяснить, увидел я, как он ходит к реке и ищет тельце маленькое, ходит каждый день и умереть хочет, плохо ему, гадко, понимаешь? Ну я к нему подгреб, говорю: «Степан, ну дело былое, не оставляй детей сиротами, хватит жену кулачить, замоли грех, Марфу не вернуть». А он кинулся в пол и как давай рыдать да орать, что умрет, умрет, руки наложит на себя. Тут я увидел, как луч к нему тянется, ты вчера видел уже, как сетка, такие волны в воздухе, это свет пытается пробиться до мысли. Если мысль темная, он ее усугубит, а если светлая увеличит, ну я так думаю. Вот эти вот осенние-весенние обострения, думаешь, почему идут? Потому что свет падает под углами разными и на людей плашмя. А уж если вспышка на солнце, и, бах, все увеличивается в разы. Там люди и с собой кончают, и могут открытие сделать. Ну, я так думаю.
В общем, вижу, луч этот тянет к нему, и вижу, что тяжело Степану, ну я ему и мысль другую закинул. Про живых детей то его, перехватил свет. Не спрашивай, не знаю как. Просто концентрируешься не на человеке, а на его душе и обнимаешь ее. Как-то так, наверное. Это чуять надо. Больше Степан не пил, но и со мной не заговаривал после этого случая, и за версту меня обходил. Но я не против в целом. Пущай. Подлей-ка чаю и меду принеси, там у Мани в подполе стоит, – развернул кисет Федор Михайлович и начал крутить самокрутку.
Я, уже знатно охренев, и чувствуя себя в артхаусе или книге Пелевина, пошел за медом. Вернувшись, заметил, как