Бродячее краеведение. Путеводная книга. Лиана Величко
Там, на Хамар-Дабане единственную уцелевшую берегла мысль о матери, о том, как она расстроится, если она умрет. Меня грела мысль о Раде. Я должна была её вернуть назад…
Будь я одна, устроилась бы, пожалуй, в сугробе. Холод уже не чувствовался. Просто какое-то онемение. И чувство, что в тебя вселяется зима. Реальность как-то размывается. Берег уходит все дальше, хотя ты пытаешься подобраться к нему ближе.
Но есть Рада. И надо идти. Впереди дом. Теплая ванна. Горячие пельмешки. Мягкая кровать. Мы дойдем. Дошла же Лю. Значит, и мы сможем… Нет, Хынь-Ика, сегодня ты нас не заберёшь, разговаривала я с духами, вспоминая прочитанного накануне Алексея Иванова и его «Тобол».
Сознание двоится. Одна его часть цепляется за дочку и ищет смысл дальше быть. Другая уже ничего не хочет, разве только остаться тут. Та, что с дочкой, показывает кукиш духам зимы, что пытаются баюкать тебя, насмехаясь и заманивая в свой плен. И идет дальше…
Дальше. Ещё немного дальше…
Фонарик. Сергей машет фонариком. Значит, они уже рядом. Они видят меня. Ждем. Тася идет впереди, уставшая и замерзшая, но идет. Сергей подхватывает Раду, и мы топаем вперед.
Оказывается, земля была совсем рядом. Буквально с десяток шагов и вот оно – дерево! Родное! Еще десяток – и лестница. Только я как панда. Совсем не могу на неё забраться. Совсем нет сил. Чуть ли не ползу. Задыхаюсь, но ползу.
Бежим по парку. Кажется, что он бесконечный. Ну когда уже покажется это кафе?!
Добегаем, берем чай, достаем (хаха) праздничный торт. Все же, сегодня день рождения школы. Вот уж действительно – день рождения…
Чашка дрожит в руке.
Дрожит первая. Вторая… Пятая…
Я не могу согреться. Трясет всю, будто выходит холод.
Такси. Дом. Так хочется сразу нырнуть в ванну, но я смотрю на ноги… Пальцы синие.
Совсем синие. С такими в ванну нельзя.
Ныряю в постель. Дрожу и плачу. Плачу и дрожу. Не от боли. Хотя и от неё тоже.
Понимаю, что дрожать не перестану, пока-таки не залезу с головой в теплую воду. И фиг с ними, с пальцами.
Ванна успокаивает. Согревает. Раздувает пузыри на пальцах. Хорошо… Значит, буду жить.
В этот момент прилетает живительное письмо от Кати Иванниковой: Лиана, живи долго, умри дряхлой-дряхлой старухой и сделай за все эти годы всё, что только тебе вздумается…
Спасибо, друг.
Шью из этих слов, что дороже любых сокровищ, волшебный плащ своей душе. Он не так тяжел, как латы, но так же крепок.
Слова этого человека всегда в самую нутрь. Вот отчего она, придя к нам в школу на риторику дорогим гостем, взяла на разбор не бог весть какое стихотворение, а Цветаевское «Когда обидой опилась…»? Оно же будто с меня тогдашней писаное. Будто оправдание и ответ на вопрос «а зачем это всё?»… Спасибо, Катюша, за то, что ты есть и за то, что есть в тебе.
Полночи пытаюсь вспомнить, где я могла слышать, что промоины берутся от быстрого течения старого русла. Так и не нашла. Но было смутное воспоминание, что я так уже ходила и – ничего. Может, когда с Радой от пляжа до Заречной ходили