Мы пылаем огнем. Айла Даде
будут из картона. Они будут закрывать все мое тело, и наружу будут выглядывать только руки, ноги и голова. Будет очень круто.
– Ты такой чудной, Нокс.
– И это мне говорит сумасшедшая, которая болтает сама с собой.
Я улыбаюсь, но потом понимаю, что Нокс едет в «Таргет» и, конечно же, не налево, налево, налево, мимо задворок. Улыбка застывает на моем лице, когда я выглядываю в окно и впервые за много лет проезжаю мимо дома своего бывшего парня. Дом, в котором я провела большую часть своей юности. Белая веранда с железными подвесными качелями, ржавыми и без верха, совсем запущенными, как будто там больше никто не живет.
Именно в этом доме его мама заключила меня в объятия, когда папа сбежал в Хэмптон, а я не хотела обсуждать это со своей мамой. В этом доме мы с Уайеттом проводили наши первые киновечера. Наши первые поцелуи становились все жарче и жарче, и мы хотели все больше, больше, больше друг друга, так много, что всегда будет мало.
– Эй, Ариа, – Нокс указывает на сосновый лес у подножья гор Баттермилк. – Помнишь, как мы однажды ночью видели двух волков?
Я прослеживаю его взгляд и тяжело усмехаюсь:
– С тринадцатью другими. Да. Мы забрались на дерево.
– Зимой, – отвечает Нокс. – Было так холодно, зуб на зуб не попадал.
– Ты засунул руки в штаны, – вспоминаю я, – и зажал их между ног.
– А ты разбрасывала жвачку. Думала, что волки съедят ее и склеят челюсти.
– После этого мне хотелось больше никогда не смотреть на твои руки.
– Я их мыл.
– А я тебе не верю.
– Ладно, ты права, – Нокс смеется. – Я помыл не сразу. Два дня спустя.
– Какой ты мерзкий.
Он смеется:
– Боже, да шучу я. Конечно, я мыл их.
Мои губы складываются в тонкую улыбку, когда мы проезжаем мимо соснового леса, и я теряюсь в его темных глубинах.
– В конце концов они просто ушли. Те волки.
– Да. Нет смысла стоять на месте, если знаешь, что надежды нет, верно?
Я гляжу на Нокса. Он смотрит на дорогу. Но я знаю, что он имеет в виду. И еще я знаю, что он так хотел отвлечь меня, пока дом Уайетта не скроется из виду.
– Спасибо, – говорю я.
Нокс не отвечает. Только улыбается. Может быть, когда-нибудь и я смогу улыбаться.
Просто улыбаться.
Я пробую, но падаю, замыкаюсь в себе, отключаюсь
Пресс-конференция проходит в одном из ультрасовременных залов на верхнем этаже тренировочного центра. Скругленные стеклянные стены открывают прекрасный вид на гору Сноумасс, чьи вершины целуют небо. Здесь уже собралась внушительная толпа журналистов. Все они сидят в экстравагантных креслах, на мой взгляд, слишком дорогих для такого конференц-зала, и делают последние приготовления. Одни возятся с фотоаппаратами, другие что-то пишут в блокнотах, наверное, вопросы, которые не хотят забыть, ведь будет непростительно не спросить о состоянии травмированного Лопеза. Я бы сказал: «Привет, видите ли, это личное», но репортеры просто посмеются: «Ха-ха, да уж, как же».
Над нашими головами разносится гул: журналисты склонили головы и переговариваются