Лотерея. Мила Маце
протянула Лина, – только «годно»?
– Ну вот слово у меня такое есть, когда волнуюсь сильно…
– А тогда разволновался так? – Костя кивнул на ее вопрос.
– Эти деньги поставят Тимошу на ноги, – она присела на кровати, чуть спиной к нему и улыбнулась ему, чуть повернув голову, – если, конечно, Толя не отсудит у меня половину, – она отвернулась от него и обняла голову руками, сложенными на коленках. Константин тоже присел на кровати и обнял ее со спины и уткнул свое лицо в ее растрепанные волосы.
– Ну он же отец. Как он так может. Я сам не отец года, Лизу никогда не любил, но дочку люблю. Помогаю деньгами. И, несмотря на то что не живу с ними, я бы отдал все деньги, лишь бы дочка была здорова.
– Толя другой. Точнее стал другой. Он давно уже живет своей жизнью. Мы давно не семья, сколько бы я себе не твердила иное. Я боюсь его. Он бывает так жесток в гневе. А он так часто злится сейчас. Все из-за этих денег, мы много ругаемся. Он толкает меня в прямом смысле, будто пытается вытолкнуть из своей жизни вообще.
– Эй, ну я же здесь теперь – толкать не дам, – Константин посмотрел ей в глаза и прижал ее к себе обеими руками.
– Ты уедешь…
– Я вернусь раньше. Мы придумаем, как тебе сохранить деньги, и поставить сына на ноги, – сказал Толя нежно и поцеловал ее в висок.
Она улыбнулась, обвила его шею руками и страстно поцеловала.
Я уже все придумала, просто помоги мне…
Вскоре Костя задремал и Лине захотелось пройтись по его квартире одной, словно покататься по волнам памяти. Вот старый деревянный комод, застеленный белой вязанной салфеткой, на котором стояли тогда и продолжают стоять сегодня кубки и награды Кости с соревнований по боксу. Тут же в стопке лежат пожелтевшие от времени грамоты и наградные листы. Лина села на старое широкое деревянное кресло с яркой бархатной накидкой. Именно на нем произошел первый поцелуй юных Кости и Лины. Женщина улыбнулась своим воспоминаниям и потрогала пальцами подлокотник, также обитый ярким бархатом, но выцветший со временем, а ведь она сама тогда первой поцеловала Костю. Он был так робок с ней, всегда опускал глаза, когда она улыбалась и смеялась и она по юной глупости думала, что от неприязни, а ведь было совсем наоборот! Лина подошла к окну посмотрела через него. Старые деревья стали еще старше, а молодые выросли, достигли высоты четвертого этажа и тоже начали стареть и чернеть. Как и Лина. Она оперлась руками на холодной деревянный подоконник с некогда белой, а теперь пожелтевшей от времени краской и предалась воспоминаниям.
В юности она здесь провела много времени с Костей, его матерью и бабушкой. Потом обе женщины покинули жизнь Кости. Первой была мать в пьяной аварии, когда ехала с какого-то застолья в честь дня рождения своего нового мужчины, что «точно был ее судьбой и любовью всей ее жизни». Конвейер «это твой новый папа» в жизни маленького Кости работал исправно с подачи любвеобильной матери. Этот парад мужчин разных национальностей и взглядов на жизнь прекратился ровно