Милый друг (с иллюстрациями). Ги де Мопассан
пренебрегать. С этим можно пойти далеко.
Он помолчал с минуту, потом добавил тоном человека, думающего вслух:
– С их помощью легче всего сделать карьеру.
Так как Дюруа не отвечал, продолжая улыбаться, он спросил:
– Ты еще остаешься? Я ухожу, с меня хватит.
Дюруа пробормотал:
– Да, я побуду немного. Еще рано.
Форестье поднялся.
– Ну, так до свиданья, до завтра. Не забудь, улица Фонтен, 17, в половине восьмого.
– Непременно. До завтра. Спасибо.
Они пожали друг другу руки, и журналист ушел.
Как только он скрылся, Дюруа почувствовал себя свободно и снова с радостью нащупал золотые монеты в своем кармане. Потом, поднявшись, пошел, взглядом разыскивая кого-то в толпе.
Вскоре он увидел обеих женщин, блондинку и брюнетку, прогуливающихся с видом нищих королев в толпе мужчин. Он пошел прямо им навстречу, но, когда подошел, снова растерялся.
Брюнетка сказала ему:
– Ну что, у тебя язык развязался?
Он пробормотал:
– Черт возьми! – не будучи в состоянии придумать ничего, кроме этих слов.
Они стояли все трое, затрудняя движение толпы, образуя вокруг себя водоворот. Потом она внезапно спросила;
– Пойдешь со мной?
И он, трепеща от желания, ответил грубо:
– Да, но у меня всего только один луидор.
Она улыбнулась с равнодушным видом:
– Не беда.
И взяла его под руку, словно завладев своей добычей.
Когда они выходили, он подумал, что на оставшиеся двадцать франков ему не трудно будет достать напрокат фрак для завтрашнего вечера.
II
Здесь живет господин Форестье?
– Четвертый этаж, налево.
Привратник сказал это любезным тоном, в котором звучало уважение к жильцу. И Жорж Дюруа стал подниматься по лестнице.
Он чувствовал себя немного смущенным, не в своей тарелке. Впервые в жизни он надел фрак и теперь волновался по поводу остальных частей своего туалета. Он чувствовал погрешности во всем, начиная с ботинок, не лакированных, хотя и довольно изящного покроя (он всегда особенно тщательно следил за своей обувью), и кончая рубашкой, купленной сегодня в Лувре за четыре с половиной франка; ее слишком тонкая манишка уже немного смялась. Другие его рубашки, которые он носил ежедневно, были все порядочно истрепаны, и даже наиболее крепкую из них он не решился надеть сегодня.
Слишком широкие брюки плохо обрисовывали ногу, заворачиваясь вокруг икр, и имели тот поношенный вид, какой всегда имеет одежда, купленная по случаю, на фигуре, которую она случайно облегает. И только фрак сидел недурно, так как в магазине нашелся один, почти подходивший по размеру.
Он медленно поднимался по ступеням, с бьющимся сердцем и тоской в душе, мучимый больше всего боязнью показаться смешным; и вдруг он увидел перед собой элегантного господина, смотревшего на него. Они очутились так близко друг к другу, что Дюруа невольно отступил и вдруг замер в изумлении: это был он сам в отражении высокого трюмо, стоявшего на площадке второго