Тихоня. Станислав Цыбульский
ямо, дрянь, а не светило. И яркость у нее как у Солнца, но какая-то не такая. И цвет отвратительный, мертвый. Какой-то умник назвал ее Тихоней, но как по мне, тут больше подошли бы Тина или Муть. Чертово болото.
И планета ей под стать. Афродита – земного типа, но океаны мелкие и слишком соленые, растительность жмется к поверхности, словно боится высоты, и воздух есть, но не такой. Самую малость отличается, но достаточно, чтобы ходить в дыхательной маске.
А уж про живность даже вспоминать не хочется: из крупных здесь только многорукие морские звезды с отвратительной привычкой шляться повсюду, приставая к киберам. Разумности в них – как в камнях под ногами.
– Ну что, мама? – говорю я в который раз, выбираясь из тесного шлюза. – Такой жизни ты для меня хотела?
Мать не отвечает. Она никогда не отвечает, потому что я, как хороший ребенок, не беспокою родителей по пустякам. Шлюз приподнят над грунтом на полметра, чтобы дверь не заметало песком, который повсюду в кратере, куда втиснута станция для защиты от ветра и пыли.
– Шажок за маму… Шажок за папу… – я поворачиваюсь неловко и, зацепившись сумкой с инструментами за край люка, едва не падаю, но притяжение в 0,7 земного иногда может быть удивительно полезным. – Шажок за Колониальный корпус…
Дальше – лестница в три ступени, присыпанные мелкой пылью. Ботинки скользят, и я наконец падаю, едва не расколотив забрало шлема, а сумка со всей нежностью лупит по ребрам. Приплыли.
За без малого год на планете я почти разучилась общаться. Киберы не в счет, я переписала голосовые команды, и теперь они превосходно реагируют на «пошевеливайтесь, сукины дети!» Поверьте, так действительно проще, хоть иногда возникают сложности, вот как сейчас, и тогда приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы ненароком не скомандовать что-то не то. Кое-как выбравшись из-под сумки, торопливо поднимаюсь.
Станция – снежинка из шести цилиндрических жилых модулей, увешанная листами брони. Перед виртуальным взором над ними висят полупрозрачные окошки с названием и данными. Это мой дом. Помнишь, мама, мы мечтали, что у нас будет свой? Вот он, получи, распишись. Правда, в соседях одни самоходные бестолочи, но тебе бы понравилось, уверена.
Говорят, раньше сердцем дома была печь, что-то громоздкое и неподвижное, что обогревало и собирало вместе всю семью. У меня есть такая: начинка хаба, соединяющего модули. «Микроядерный реактор – то, что нужно любой хозяйке!» Может, я становлюсь излишне мнительной, но даже через тройную изоляцию чувствую, как гамма-излучение крошит мою ДНК, хотя датчики уверенно сообщают, что все в порядке. Паранойя – то, что заставляет из комнаты в комнату ходить через окно.
Зябко передернув плечами, я отправляю приказ сенсору и отворачиваюсь от торчащей между модулями ядерной мины. Эрзац-звезда вот-вот покажется над ободом кратера, нужно двигаться.
***
Я иду на зов аварийного маяка, включенного киберами. Что случилось? Разверзлась пропасть и проглотила половину металлического стада? Высадились злые инопланетяне? Они верещат на радиочастотах в такой панике, что можно предположить все, что угодно. Но вместо этого мне приходится разбираться с очередным пустяком: стальные тараканы не сумели разойтись практически в самом центре песчаного наноса. Столкнувшись, они сцепились антеннами и принялись вопить, извещая всех о случившемся несчастье. Сжав кулаки, выдыхаю: спокойствие, только спокойствие.
Мама, твоя дочь – первоклассный специалист. Видишь, как отважно она берет на себя ответственность на передовой человечества? Как ловко утирает сопли технике, тупой от тотальной экономии?
Антенны не хотят распутываться, я в раздражении дергаю, с хрустом выдрав одну из них из гнезда. Над кибером всплывает окно с предупреждением. Отключив микрофон, долго и с удовольствием ругаюсь, становится ненамного, но все-таки легче. Собрав сумку, я ловлю поврежденного кибера радио-поводком и шагаю к станции.
Время до полудня пролетает в возне с контрольными измерениями и отчетом. Компьютер может справиться сам, но ребята, что упекли меня сюда, решили, что круто будет дать понажимать кнопки еще и человеку. У нас даже успело сложиться подобие иерархии: киберы боятся меня, я в панике от реактора, а он плевать хотел на всех. Но кажется, убери прокладку из мяса – и не изменится ничего. Свадебный генерал…
Стоп. Я прокручиваю отчет, всматриваясь в показания: что-то неправильное в поведении звезды. Или показалось? Поверх данных открывается сводка за последние восемь часов, и картина становится интереснее.
– Федор, – я проверяю графики за месяц, – расскажи-ка мне об изменениях в светимости.
– Секунду, – отвечает ИИ станции. – Вот. Скачки яркости от полутора до трех процентов, все в пределах нормы.
– Но не в такой короткий период и не у нашей Тихони. – Я изучаю кривые: Федор вывел данные за полтора года, с начала наблюдений. Колебания занимали недели, чаще – месяцы, но вдруг резко участились, уже девять за шесть часов!
– Подключи меня к Фаэтону.
***
Фаэтон болтается в сорока миллионах