Тихоня. Станислав Цыбульский
за что. – Я буквально чувствую, как ИИ пожимает плечами. – Может, еще обойдется.
– Пошел ты!
Федор замолкает, оставив меня в тишине. Обойдется, как же. Если даже всегда точный ИИ воспользовался такой формулировкой, то дело дрянь, и у меня все меньше времени на решение проблемы.
Как быть? Сетка Фарадея? Долго, даже имей я прямо здесь все необходимое. Шапка из фольги? Невесело усмехаюсь, вспомнив древний фильм. У меня десятка полтора датчиков по всему телу, мне просто негде взять столько фольги. Можно спрятаться в скалах и пересидеть там, но полдень едва миновал, а пещер поблизости киберы так и не обнаружили.
Голова разогревается, мысли лихорадочно скачут. Крутанувшись на стуле, я неуверенно смотрю через дверной проем модуля в сторону хаба. За бронированной створкой негромко гудит реактор. Отношения у нас с ним так себе, конечно, но…
Лучше схватить пару рентген, чем гадать, достаточно ли стенки модуля ослабят излучение, или Тихоня вскипятит мне мозги. Реактор компактный, и кожух у него подогнан хорошо, но под броней для человека может найтись место. Как-то же его ремонтируют.
– Федор, рассчитай шансы, если меня прикроет реактор.
– Он не предназначен для этого, – ИИ уже начал консервацию вычислительного ядра и отвечает с небольшой задержкой, – но если не брать в расчет последствия…
Он сыплет подробностями, но я уже не слушаю. У меня нет выбора, а о второстепенном позабочусь через четыре минуты.
***
Если пространство под кожухом и рассчитано, чтобы вмещать ремонтника, то не при закрытом люке. Скрючившись, я едва могу дышать, когда Федор за толстой стенкой начинает обратный отсчет до отключения систем. На «нуле» голос затихает, и это значит, что до удара считанные секунды. Теперь остается только ждать.
Следующие три часа самые худшие в моей жизни. Охлаждение реактора, подчиненное изолированным системам, работает, но пространством под броней ведают другие подпрограммы, что отключились перед ударом и еще не пришли в себя. Я сижу в тишине и духоте. Свет фонарика теряется в узлах и агрегатах, а к блеску металла теперь добавился блеск капель конденсата. Температура и влажность в укрытии неуклонно растут, так что в какой-то момент я жалею, что не взяла с собой мочалку. Задохнуться мне не дают щели в кожухе, но остается риск утонуть.
В голове крутится мысль: хорошо, что у меня нет клаустрофобии. Я повторяю ее, как мантру, пока звук собственного голоса не становится чужим, а слова не теряют значения: хорошо, что у меня нет клаустрофобии. Худшего напарника в крошечном металлическом гробу не найти.
На исходе третьего часа я рискую приподнять крышку и выбираюсь наружу. Тихоня уже скрылась, но опасаться и без нее есть чего. Например, жесткого излучения, пропитавшего стены и воздух медленным ядом.
На станции слишком тихо. Я стою в хабе, прислушиваясь к своим ощущениям и не доверяя им. Ладно, к черту! Если я и поймала дозу, то скоро узнаю об этом, а пока нужно действовать.
Из всех систем