Перекрестки. Юлия Нестеренко
немного подержал горевшие жаром ладони на поврежденном плече, после с тихим речитативом, непонятным для компании мальчишек, потер их друг о друга, затем сцепил в замок, который поочередно приложил к своему животу, груди и ко лбу.
Ахмад шевелил рукой и не верил своим ощущениям: боль прошла. Совсем. О происшествии напоминали лишь дорожки от слез на его лице, да содранные ладони в густой и теплой пыли Феса. Эффект, которого так желал Джабир, был достигнут. Друзья с почтением расступились, когда он, подняв с земли Ахмада, пошел к своему велосипеду. Кто-то даже шепнул вслед: целитель!
Знали бы приятели, как попало ему дома за это показательное выступление! Дед никогда больше не был так строг с ним. Обиднее всего Джабиру было даже не то, что он сам простодушно выложил старшему все детали приключения. За живое задели слова, что дед сказал отцу Джабира, вернувшемуся с больничной смены.
– Все, Муса, закончился наш род врачевателей. Дальше – только вот такие комедианты, – дед указал рукой на зареванного Джабира. И добавил, пристально глядя внуку в глаза. – Хороший актер – это признание, а ломать дурную комедию таланта не нужно. Коль готов потешить гордыню и разменять свой дар на одобрение окружающих, значит, ты его не достоин.
Позже Муса успокаивал сына. Джабир хорошо помнил сумерки, окутавшие комнату, и голос отца, который гладил сына по голове. После дневной шоу-программы и резкости деда наступал желанный покой, папины руки будто снимали с маленького мальчика непосильное чувство вины: предал, не справился.
Пройдет тридцать лет, любимым отрезком суток у Джабира останутся сумерки. Пограничное время, когда день приглушает свои краски, а ночь по капле добавляет и размешивает в светлом свою черноту. Время оттенков и полутонов для него обернется временем, когда все становится ясным, обретает свои контуры и очертания.
– Ты же знаешь, Джабир, – говорил Муса, – мы должны помогать незаметно. Ну уж точно без закатывания глаз. Это одно из условий, на которых нам дарованы наши способности. Ты уже седьмой целитель в семье Шериф. Понимаю, тебе тяжело. На тебя смотрят шесть пар глаз твоих предков, как дед сегодня.
Отец нахмурил брови и посмотрел на сына:
– Мне – то гораздо легче…
– Почему?
– За мной наблюдают только пять таких пар…
Джабир прыснул: тоже мне, разница.
– Зачем они смотрят, сынок?
– Они ждут чего-то, папа. Мне так все время кажется.
– Чего?
– Что я стану таким же, как они.
– Нет, Джабир. Они ждут, что ты примешь дар, но останешься собой. Понимаешь, сынок?
– Угу, приму дар и останусь собой, – мальчик проваливался в сон.
Как дед и отец Джабир стал хирургом. Несколько лет работал в больнице Феса, выезжал в командировки в составе международной организации врачей в зоны конфликтов. И всегда делал больше, чем обычный врач.
– Вы чудеса творите, – говорили ему ассистенты после сложных операций, когда жизни в пациенте оставалось только на два вздоха, а доктор вытаскивал его с того света.
– Что вы! Это просто