Сборник рассказов о любви. Зарина Кочеткова
по-настоящему понял её язык.
– Как это? – она поправила шаль на плечах.
– Раньше я гнался за совершенством техники. А теперь… – он посмотрел на свои дрожащие руки. – Теперь я слышу музыку в шелесте листьев, в стуке дождя по карнизу, в вашем смехе…
По вечерам они сидели в библиотеке. Он рассказывал о своих учениках – вундеркиндах и двоечниках, о гастролях и конкурсах. Она – о сложных операциях, о спасённых жизнях, о минутах отчаяния и торжества.
– А помните того мальчика, с аппендицитом? – спросила как-то Анна Петровна. – Который очнулся и первым делом спросил про свою скрипку?
– Конечно! Это же был мой лучший ученик, Гриша Левитан. Сейчас в Карнеги-холле выступает…
– Надо же, – она покачала головой. – Какой мир маленький…
Однажды вечером он пригласил её в зимний сад. Сквозь стеклянный купол виднелись первые звёзды.
– Анна Петровна, – сказал он, протягивая ей нотную тетрадь. – Я написал это для вас.
Её руки дрогнули, когда она открыла первую страницу. "Вальс поздней любви" – гласило название, выведенное его характерным, чуть дрожащим почерком.
– Борис Александрович…
– Подождите, – он взял её руки в свои. – Сначала послушайте.
Они подошли к роялю. Его пальцы, обычно неуверенные, вдруг обрели былую силу. Мелодия полилась – нежная, чуть грустная, но полная надежды.
– Выходите за меня замуж, Анна Петровна.
Последний аккорд ещё звучал в воздухе, когда она почувствовала, как краска заливает щёки: – Что вы такое говорите? В нашем-то возрасте… Это же…
– А что возраст? – он повернулся к ней, глаза его блестели. – Разве сердце стареет? Разве музыка становится менее прекрасной оттого, что написана не вчера?
– Борис Александрович, но это безумие! – она встала, отошла к окну. – Что люди скажут? Что дети подумают? У меня внуки уже…
– А мы их спрашивали, когда молодыми были? – он подошёл сзади, осторожно коснулся её плеча. – Помните, что вы сказали в день нашего знакомства? "С чувством важнее, чем с техникой".
– Тогда было другое… – она посмотрела на фотографию Миши, которую всегда носила с собой. С потускневшего снимка муж смотрел всё так же понимающе. – Я не могу… Это предательство…
– Не вините себя за то, что ваше сердце открылось вновь, Анна Петровна, – произнёс он с глубокой убеждённостью. – За долгие годы жизни я понял одну важную истину: пока человек способен чувствовать, он по-настоящему жив. И каждое новое чувство – словно ещё одна струна в симфонии жизни, она не заглушает прежние звуки, а обогащает общее звучание.
За окном медленно опускались снежинки, освещённые уличными фонарями. Откуда-то из соседних комнат доносились приглушённые звуки радиопередачи.
– Мне нужно всё обдумать, – едва слышно произнесла она. – Дайте мне время.
Спустя семь дней Анна Петровна разбирала старые снимки, сидя у себя.
С них улыбался Миша – молодой и седой, весёлый и усталый, но всегда