Нищий барин. Иванов Дмитрий
положен священник с псаломщиком… Храм будет двухъярусный – нижний тёплый, во имя Архистратига Михаила, а верхний – холодный, во имя Живоначальной Троицы.
– Бля! – вырывается у меня. – Как ты это всё узнал?!
– Поп рассказывал. Падла с посохом. Здоровый – жуть! – поежился Тимоха.
Наш разговор прервала… нет, не Матрена, а смешливая молодая девка, подавшая нам выпечку и чай в красивых чайных парах. Чай, заметьте, не из каких-нибудь травок, а настоящий, и, судя по аромату и объёму, дорогущий. Я под завистливым взором Адама шлепаю девку по заднице и выпроваживаю прочь.
– Да, барином быть лучше! – тянет через губу он. – А все ведь уверены в том, что ты меня выпорешь!
– Болтать будешь – и вправду выпорю, – спокойно отзываюсь я, дуя на горячий чай и заедая божественно вкусной ватрушкой.
Тимоха тоже не отстает.
– Ты, главное, не спались! Ни о чём не спрашивай, делай выводы из контекста, – учит меня Адам.
– Ты откуда такой вылез? У меня свой бизнес по продаже бумаги, а ты – таксёр! Нашел, кого учить!
– Не злись. Просто не хочу на костёр, – машет рукой армянин.
– Пошутил я про костёр. Нет такого уже нигде в этом времени, – сознаюсь я.
– Ты… А, ладно! Всё равно, без палева надо бы…, – остывает горячий южанин.
– Всё, теперь вали к жене. Если что, просись к барину, – обрываю я его.
Тимоха ушёл, а меня мутит. И слабость, не иначе как от этого дурацкого кровопускания. Но надо бы устроить шмон в своих покоях. Для начала подхожу к зеркалу. Из него на себя смотрю … я сам, но моложе. А ведь мои родители и деды тут жили. В этой самой деревне. Так что я могу быть предком самого себя. Хотя… не было у нас господ в родове! Не было! С другой стороны, барин и бастарда мог заделать. Или как это по-русски? Байстрюка? А ведь поперло мне – барин, да ещё молодой. Войны никакой не предвидится, вроде. До Крымской (когда, кстати, она?) далеко. Историю в школе не учил, так, книжки почитывал. Это плохо. Ладно, скажем «спасибо боже» за лишние годы жизни, пусть и в такой дыре, как наше село. Черт, а молитв-то я не знаю! Ну ни одной! Тут мой взор падает на молитвослов, лежащий на столике. Кроме него, там аккуратно разложены лист бумаги и чернильница с пером. Вот и как к этой находке отнестись? Писать-то пером я научусь, а правил языка не знаю. Ладно, хоть молитвослов почитаю – авось научусь говорить, как полагается.
Открываю книгу наугад. Слева – картинка, справа – текст. Много точек над буквами. Читаю:
МЛТВЫ ОуТРЕНIM.
Во имя Оца и Сна и стаго Дха. Аминь.
….
И дальше все в том же духе. Листаю. Год издания – 1811. Внезапно взор мой сфокусировался, и читать стало легче! Может, зрительная память прежнего хозяина тела сработала?
Осматриваю комнату. Вернее, здесь две комнаты, так как за ширмой стоят красивый резной стул без днища и ведро с крышкой под ним. Рядом имеется деревянная расписная лохань метра полтора в длину, явно для омовения. Ну что ж, быт барский постепенно проясняется! Думаю, барин-то жил неплохо, раз даже санузел в его покоях имеется. Пусть и с ведром… А лохань – просто произведение