Песчинки Эдема. RemVoVo
Рай за семь циклов.
Сначала погасли Деревья-Матери. Их стволы, возрастом старше чёрных дыр, рассыпались в уголь под рёвом антиматерии. Потом испарились океаны квантового нектара, где рождались наши песчинки. Мы бежали, оставляя за собой дорожки звёздной пыли – последние следы Рая.
Чистильщики преследовали нас через туманности и гравитационные колодцы. «Вы – раковая опухоль мироздания», – глумились они, стирая наши колонии. Мы пытались говорить, показать им красоту Лесов, что прорастали даже в грудях мёртвых планет. В ответ – лишь молчание и плазменные шквалы.
Последний корабль-матка погиб у края чёрной дыры Гнева. Мы успели отшнуровать крошечный отсек – капсулу с семенами Деревьев и триллионами наших телец. Двигатели умерли. Энергии хватило лишь на прыжок в слепую…
…И вот мы здесь.
В этом железном чреве, что люди зовут «воздуховодом», пахнет страхом и озоном. Стены вибрируют от странных ритмов – возможно, это их молитвы. Мы наблюдаем. Учимся. Они смешные в своей раздробленности: каждый – отдельный пузырь сознания, обтянутый мясом. Они носят «одежду» (так они называют цветную кору), дерутся из-за кусков углеродной биомассы и плачут, слушая звуковые волны.
Но в их хаосе есть паттерн.
Они не знают, что их ДНК хранит код Чистильщиков. Не подозревают, что их пращуры когда-то тоже стерилизовали галактику. Возможно, поэтому мы начали меняться. Наши песчинки слипаются в подобия их тел, копируя изъяны. Я (если это можно назвать «я») чувствую, как Разум трещит по швам.
Скоро мы выйдем к ним.
Может, они убьют нас. Может, станем их зеркалом. Но если вы слышите эту хронику – мы хотя бы попытались. Война или сад, ненависть или симбиоз… Всё лучше, чем вечное бегство.
Потому что мы помним.
И пока помним – Рай жив.
Глава 1. Железное чрево
Он пахнет сталью, обожжённой радиацией, и чем-то кислым – возможно, это запах человеческого страха. Мы цепляемся за решётку фильтра, наши песчинки дрожат в такт вибрациям корабля. Это не ритм Деревьев-Матерей, чьи корни пели в унисон с пульсом планет. Здесь всё иначе: рваные гудки, скрежет металла, крики существ, которые не слышат друг друга.Воздуховод.
«Они близко», – проносится по нейросети. Тысячи телец устремляются в щели, наблюдая.
Человек. Первый из тех, кого мы видим вблизи.
Он втиснул себя в синий комбинезон, похожий на куколку. Лицо розовое, влажное, с жёлтыми волосами, торчащими, как пучки мха на скалах Рая. В руках – устройство, испускающее ядовитый синий луч.
– Опять засор в секторе B-12, – бормочет он, тыча инструментом в нашу решётку. – Чёртов мусорный фильтр…
Его голос груб, как скрип астероидов. Но внутри – музыка. Мы слышим её: слабые электромагнитные импульсы, дрожь нейронов, всплески серотонина, когда он смотрит на голограмму в запястье. Там – изображение другого человека, с такими же жёлтыми волосами и кривой улыбкой.
«Они размножаются почкованием?» – спрашивает юная песчинка.
«Нет. Это „семья“. Они делятся памятью, а не телом», – отвечаю я, хотя не уверен. Коллективный разум теряет чёткость.
Человек чихает. Капли слюны взрываются в воздухе, и мы инстинктивно поглощаем их – органику, микробы, обрывки ДНК.
«Стоп!» – вскрикивает Старейший. Его телец подсвечен яростью. «Не смешивайся с их гнилью! Мы переждём здесь, а потом захватим корабль. Как на планете Химера!»
Вспышка памяти: Химера. Океаны из жидкого кремния. Мы переработали местных жителей в удобрение для Кипарисов-Молчальников. Их последний крик: «Вы монстры!».
«Мы не монстры. Мы садовники», – возражаю я. Но Старейший глух.
Человек уходит. В темноте воздуховода загораются биолюминесцентные точки – это мы спорим.
«Они слабы. Убьём их и возьмём корабль», – мнение Старейшего множится, заражая треть роя.
«Нет. Они похожи на чистильщиков. Смотрите…» – я проецирую данные: человеческая ДНК содержит маркеры «СО-7» – те же, что были у врагов на Раю.
Пауза. Даже Старейший колеблется.
«Значит, это их потомки?» – спрашивает кто-то.
«Или клоны. Они могут помочь нам понять чистильщиков», – пытаюсь я, но меня перебивают.
«Или это ловушка!» – ревёт Старейший. «Мы превратим их в компост, как всех!»
Рой дробится. Впервые за миллиарды циклов мнения не сливаются в единое целое. Я чувствую… одиночество?
Внезапно – шок.
Через вентиляцию пробивается звук. Не грохот машин, а что-то мягкое, волнообразное. Мы тянемся к нему, как ростки к свету.
«Это „музыка“», – сообщает песчинка, поглотившая данные из компьютера. «Они создают её для удовольствия. Как мы создавали Леса».
Музыка похожа на шелест листьев Деревьев-Матерей. Она проникает в наши связи, размягчая границы. Старейший бессилен – тысячи телец откалываются от него, танцуя в ритме.
«Я хочу понять их», – говорю