Отмель. Холли Крейг
чадо, секс отходит на второй план. Он ведь тоже это понимает, не так ли? Хотя в последнее время в его взгляде что-то не заметно вожделения. Точно так же он смотрит и на свою мать, которую мы навещаем по воскресеньям. Неужели он видит во мне только кухарку? Нет, мы счастливы. Ведь так?»
А эти мысли, в свою очередь, запускают карусель вполне осознанной женской травли, постепенно обрастающей мифами: «Она шлюха. Нет, ходят слухи, что он тот еще ханжа. Говорят, в постели она фантазировала о его лучшем друге. Так или иначе, точно шлюха. Бросила мужа ради другого, когда сыну было всего два года. Причем ее новый хахаль богат, из зажиточной семьи, а его мать охренеть как ее ненавидит. Наверняка она охотница за деньгами, аферистка. Шлюха и аферистка. Нельзя подпускать к ней наших мужей. Впрочем, они на нее и не посмотрят. Мы ведь счастливы. Но она же хищница. Наверняка положила глаз на моего благоверного».
Если женщина, вылетевшая из семейного гнезда, страдает, значит, ее настигла карма: надо было оставаться с мужем и просто смириться с неудачным браком. Если она все-таки заводит новые отношения, то наверняка только ради секса, а на самого партнера ей плевать. Его никогда не пригласят на вечеринку, даже под угрозой тендерного перекоса за столом.
Я это понимаю, а потому стараюсь, чтобы со мной ничего подобного не случилось. Вот почему я смирилась со своим браком. Как, впрочем, и большинство людей.
Не каждый союз рождается из любви или желания быть вместе. Наш, можно сказать, был браком по расчету. Я вышла за Чарльза, только чтобы завести ребенка, а то и не одного. Все, чего я хотела от жизни, – полный дом детей, которых я воспитаю совсем не так, как воспитывали меня. Я мечтала заново прожить с малышами детство и заменить свои воспоминания и опыт теми, которые достанутся им. Мы будем вместе смеяться, восхищаться воркованием голубей, ревом мотоцикла, огромными колесами трактора, блестками на пачке балерины. Будем любоваться облаками, находя в них фигуры зверей, и читать книжки, пока нас не свалит сон. Мне хотелось вновь обрести внутреннего ребенка. Забыть о равнодушии собственной матери, стереть его мочалкой, смыть мыльной водой и закрасить цветной краской. А Чарльз был всего лишь инструментом для достижения этой цели. Я использовала его, чтобы родить детей, и, как только они у нас появились, больше в нем не нуждалась.
Мне повезло: мужу тоже было на меня плевать. Он, в свою очередь, хотел создать иллюзию совершенства, иллюзию счастья. Хотел жену, которой сможет хвастаться. Дом, о котором будет с пеной у рта рассказывать знакомым. Он жаждал общественного признания, и я ему в этом помогла. А большего и не требовалось.
Я никогда толком не знала Чарльза. Не знала, какие книги оказали на него влияние в юности, почему он решил стать военным, как научился заменять проколотую шину, где мечтает побывать и когда планирует уйти в отставку. Нет, я знала лишь, что он предпочитает стейк средней прожарки, обязательно с грибным соусом, кофе с двумя ложками сахара, сигарету с утра, и как он складывает носки.
Секс,