Легенда о Пустошке. Алексей Доброхотов
никому сообщить о ее смерти не сможем. Да и сообщать некому. Некому исполнить, как вы тут заявили, последнюю волю. И смысла в этом никакого не вижу. Среди людей прожила, среди людей пускай и покоится. На простом деревенском кладбище. Все там лежат. И нам там лежать. Если потом хоронить будет кому, – закончила Элеонора Григорьевна и смахнула рукой скупую набежавшую на ресницы слезу.
* * *
Дошел дед до своего двора, сел на лавочку, положил топор на колени, и навалилась ему на плечи тоска…
Жалко Надюху. Когда-то ухаживал за ней. Можно сказать, любил. Жениться на ней хотел. Даже гуляли вдвоем пару вечеров. Правда, на том все и закончилось. Не захотела комсомольская активистка марать чистую анкету. Хоть он и герой войны, и первый парень на деревне, и мужиков во всей округе раз два и обчелся, а все-таки сидел. Пусть после войны, пусть недолго, пусть реабилитирован, но все же… за антисоветскую агитацию и пропаганду, как враг народа. Вот, дура, баба. До чего коммунисты ей мозги проклеили. Правда, это потом, спустя полвека, ясно стало, а тогда… «Нет», – заявила решительно и глазами черными блеснула, как клинком отсекла. Это ему – молодому красавцу, чей портрет районные газеты печатали, по ком девки по ночам сохли… Забрало его тогда сильно. Горячий, безудержный. Раз, так! Окрутил назло ей райкомовскую зазнобу. Выбрал самую эффектную, самую недоступную, самую скандальную и женился. Мужик-то, что надо. Крепкий, курчавый, решительный. Напролом пер, как бульдозер. Все не почем. Шутка ли, у самого второго секретаря райкома из-под самого носа невесту увел. Всю деревню потом лихорадило: план втрое увеличили, горючее срезали, новых тракторов не дали, Председателя сняли. Задушили бы колхоз, если бы не Надежда. Тогда-то она в первый раз на защиту народа и встала. В Обком пошла, выступила. С тех пор заметили ее власти. Стали своим вниманием баловать. Получается он дал ей путевку, своим безрассудством. Дальше пошло, поехало. Надежда – в небесах, он – на басах. Разминулись пути-дорожки. Может, оно и к лучшему. Уела бы его Надюха. Не прижились бы рядышком, как два медведя в одной берлоге. Ей массы подавай, а ему – щи наливай. Верка, хоть и выглядела неприступной, да заоблачной – обыкновенной бабой оказалась. Быстро в дому освоилась, мужа в работу впрягла и погнала по жизни с присвистом.
Вынул дед из кармана пачку дешевых папирос, закурил.
Воспоминания, словно ласковые кошки, легкими тенями выскользнули из под телогрейки и закружились вокруг белым облачком, уводя за собой в далекое прошлое.
Вокруг лес шумит, из черной земли трава молодая прет, птички мелкие в густых ветках щебечут, сверху солнышко пригревает, теплый ветерок последними волосинками на голове поигрывает, грязь комочками спадает с сапог на усыпанный щепками двор.
Вот стена у хлева просела, бревна внизу прогнили, без малого полсотни лет простояли. Сам строил. Сам лес выбирал. Бревна зимой с другом по снегу тащил. Ни тебе трактора, ни лошаденки. Хочешь, не хочешь, а впрягайся и при. Тощие,