Крик души. Роман Александрович Афонин
чужак не проходил.
Но время шло, стал меньше двор,
Грядёт шикарный передел.
И мой ужасный приговор,
Что я остался не у дел.
Сменили дом на коммуналку,
А дом под чистую снесли.
А я почувствовал лишь палку,
Ту, что мне к шее поднесли.
Я людям верным был во век,
Ну да, вот был таким наивным.
Меня же предал человек,
Ко мне он ни был так взаимным.
Теперь скитаюсь тут и там,
И оттого страшна дорога.
По закоулкам и дворам,
Таких как я, здесь очень много.
С тобой холодным октябрём
С тобой холодным октябрём
По тёмным улицам пройдём…
И Осень нам покажет краски,
И во дворах собачий лай…
А на душе цветущий май!
Не описать мне этой сказки…
За талию тебя возьму,
К себе поближе я прижму.
Шикарный вечер под луною…
Растёт на тропке старый клён,
Он знает, я в тебя влюблён,
Не раз здесь видел нас с тобою.
Пр.
Мой одинокий, старый клён,
Ты знаешь как я окрылён.
Она скромна и так прекрасна,
Как одинокая луна,
На белом свете лишь одна.
Любовь прекрасна, и опасна.
2к.
Волшебный вечер октября…
Слепит прожектор фонаря.
Мой старый друг, шуршит листвой,
Как будто песню напевал,
Моими чувствами играл
И душу рвал своей игрой.
Тебе признаться я боюсь,
Овладевает мною грусть.
Вдруг не оценишь мои чувства,
Но ты улыбкой топишь лёд,
В глазах мир медленно плывёт.
О боже, ты предел искусства.
Пр.
Мой одинокий, старый клён,
Ты знаешь, как я окрылён.
Она скромна и так прекрасна,
Как одинокая луна…
На белом свете лишь одна.
Любовь прекрасна и опасна.
3к.
И всё-ж тебе признаюсь я,
Всем сердцем как люблю тебя.
Жизнь без тебя – в тайге метели…
И ты ответила мне «да»,
Исчезнет робость без следа,
И наши души вместе полетели…
Пр.
Мой одинокий, старый клён,
Ты знаешь, как я окрылён.
Она скромна и так прекрасна,
Как одинокая луна…
На белом свете лишь одна.
Любовь прекрасна и опасна.
Память на плите
Свинцовый дождь в рассвете дня…
Артиллерийский шквал огня.
Земля, как язвами, покрыта,
Разрывами вся перерыта.
Который день смертельный бой
Идёт с Фашистскою ордой.
Свистит, грохочет ураган,
Кровь хлещет из глубоких ран.
Не замечая боль и страх,
Рвут оккупантов в пух и прах.
Он не смыкал своих очей,
Гнал прочь немецких палачей.
Весь