Люди без галочек. Виталий Штольман
поз различных череда.
Другому она лишь еда,
Что мясо с кровью.
И бровь не повела, убрав порывы.
Но он не отступал, ведь зверь.
Он – хищник. Знает масть.
А лань пред ним брыкается, стараясь не упасть.
А где же муж?
В обнимку с унитазом высвобождает буженину.
Вчуже гужом поперло пойло.
А в зале было неспокойно.
Ведь под столом опять атака.
Рука пошла наверх под платье как-то.
Натоптана тропа до тропиков.
Ему уж рады.
Она, сопротивляясь, натягивала скатерть.
Терпеть нет сил и мочи.
Хоть прямо на столе. Сейчас и здесь.
Пиздец, как хочется, чтоб он вошел и овладел.
Но жар пропал и холод охватил натуры,
Страх. На горизонте муж.
Развеялись амуры.
Его хмельной и похотливый взгляд буравил.
Жену схватил за руку. Взбодрил.
И потащил к блевотному фарфору.
Фамильный фитнес с фифой,
Затем игра на флейте.
Эй, гарсон! Коньяк французский принесите!
Событие какое! Сейчас отметим!
– Опять ты про блядей? – запротестовал Аркадьич, – Виталя, ну сколько можно?
– Скрытая ото всех причина не решит проблему. Нужно кричать о ней.
– Ага-ага.
– Ты просто ничего не шаришь в поэзии. Темный лес, ей-богу.
– Ага, а кто на прошлой неделе орал, что все они латентные и у тебя к ним вопросики?
– Веяние времени, мой друг! Не поорешь, не проживешь! Сеня, ты этого престарелого дурака не слушай, наливай. Ты-то надеюсь, понимаешь меня.
Паренек задорно закивал гривой и молниеносно наполнил стаканы из трехлитровой банки.
– Задание первое. Сначала ты пишешь просто, а затем начинаешь усложнять. Зачем? Любовь к внутренним страданиям. Своим? Героев? Читателей? Всех сразу!
– Мне ответить надо?
– Ну да. Ты ж хотел познаний. Вот отвечай.
– Я не знаю.
– Подумай на досуге, потом расскажешь, чего надумал.
– Достоевщина?
– Возможно. Подумай еще.
– Почему по-пьяни у всех открывается полет мысли? – Аркадьич озвучил тревожащий себя вопрос.
– А это, Сеня, задание номер два. Смотри, какой у тебя мастер-класс.
– А почему только вопросы? Где теория?
– Мое дело – направить тебя, ответы ты должен найти сам, – взгляд мой переключился на висевшее на стене ружье. – Аркадьич, а давно тут ружье висит?
– Всегда.
– Ого, вот смотрю я на ружье, оно висит на стене, Чехов сказал бы, что выстрелит в этом году. Сомневаюсь, ибо патроны Аркадьич пропил еще в прошлом.
– Ничего я не пропил.
– Пропил-пропил, знаю тебя, сто процентов пропил, – я подскочил, сорвав ружье со стены, проверил дуло.
– Виталя, повесь, где висело, от греха подальше.
– Ничего. Точно не выстрелит. Но голову кому-нибудь разобьет. Приклад хороший. Крепкий. Сеня, задание третье, это по-чеховски?
– Не думаю.
– А вот зря, еще как