Бусидоленд Микеланджело. Owen Lee
а на ногах специальные ботинки, предназначенные для повышения стабильности броска и исключения травматичности на дорожке.
В подошве такой обуви может использоваться скользящая основа для левой стороны и цепкая – для правой. На ладонях красовались новенькие перчатки с металлическим каркасом, предназначенные для фиксации запястья во время броска шара. Да и в целом, он выглядел, как человек, который толкает не камень на вершину горы, а сбивает кегли, попивая Long Island Ice Tea, где-нибудь на западном побережье.
Микеланджело молчал. Он знал ответ. Знал, что его попытки – это не более, чем бесконечный круг, который не имеет конца. Но это не остановило его. Он снова наклонился к камню, подготовился к очередному усилию. Бессмысленно, да. Но что еще ему оставалось делать тут? Он не знал другого Дао.
«Бессмысленно?» – произнес он, как будто сам себя спрашивал. Ты думаешь, что это бессмысленно? Ты думаешь, что результат важен? А что, если смысл – в процессе? Все, что мы делаем, – это не попытка победить. Мы живем ради движения. И если я буду стоять здесь, ждать конца, когда камень уже не катится, то я буду мертв. И нет смысла в этом». Сизиф стоял рядом, вовсе не смущенный таким ответом. Его взгляд был таким же пустым, каким был взгляд Микеланджело, но в нем не было страха. И не было иронии. В нем было понимание. Понимание, что камень – это не наказание! Это просто жизнь, такая, какая она есть. Пусть даже и у кого-то для толкания есть специальное снаряжение в виде перчаток и ботинок, а камень его больше похож на шар для боулинга, но все же.
«Ты знаешь, что я тоже пытался все это остановить. Но я не смог. И вот я здесь. Камень снова катится вниз. И знаешь, что самое странное?» – Сизиф остановился, поглядел в глаза Микеланджело. «Я понял. Никакой вершины нет. И не будет».
Микеланджело не ответил сразу. Он просто снова приподнял камень, ощутив тяжесть, и вдруг осознал, что больше не боится этой тяжести. Он знал, что не дойдет до вершины. Но он мог снова и снова пытаться, потому что сейчас и только в этом движении он находил что-то настоящее, как будто застойное озеро ощутило себе бурный горным ручьем.
«Тогда почему ты продолжаешь?» – спросил Микеланджело, не переставая толкать камень.
Сизиф усмехнулся. «Ты что совсем «ку-ку», самурай? Да потому что, если я перестану, я буду мертв! И это не смерть, что пугает меня. Это остановка. Ты, наверное, понял это. Мы все, как этот камень. Мы катимся, мы падаем, но мы не умираем, пока продолжаем двигаться!»
Мике наклонился, его руки толкали тяжелый камень, и он чувствовал, как каждое движение становится частью чего-то большего. Это не было движением к какой-то конечной цели. Это было движение ради самого движения, ради самой жизни!
«А если камень снова скатится?» – спросил он.
«Тогда снова поднимешь,» – ответил, улыбаясь Сизиф. «И это и есть Смысл.»
Микеланджело остановился и взглянул на Сизифа. Он понял. Смыслом было не победить. Смыслом было не остановиться. Он снова продолжил, шаг за шагом, приближаясь к тому, что, казалось бы, невозможно достичь.
«Так ты не ищешь победы