Поэзия Саши Чёрного (1880—1932). Валерий Жиглов
чего?
Но я ведь не действую скопом:»
Мне вдруг захотелось проверить,
Считать ли себя мне холопом
Иль сыном великой страны…
Во имя чего так ласкают
Союзно-ничтожную падаль?
Во имя чего не желают,
Чтоб все научились читать?
Во имя чего казнокрады
Гурьбою бегут в патриоты?
Во имя чего как шарады
Приходится правду писать?
Во имя чего ежечасно
Думбадзе плюют на законы?
Во имя чего мы несчастны,
Бессильны, бедны и темны?..
Чины из газеты «Россия»,
Прошу вас, молю вас – скажите
(Надеюсь, что вы не глухие),
Во имя, во имя чего?!
Воробей
Воробей мой, воробьишка!
Серый, юркий, словно мышка.
Глазки – бисер, лапки – врозь,
Лапки – боком, лапки – вкось…
Прыгай, прыгай, я не трону —
Видишь, хлебца накрошил…
Двинь-ка клювом в бок ворону,
Кто ее сюда просил?
Прыгни ближе, ну-ка, ну-ка,
Так, вот так, еще чуть-чуть…
Ветер сыплет снегом, злюка,
И на спинку, и на грудь.
Подружись со мной, пичужка,
Будем вместе в доме жить,
Сядем рядышком под вьюшкой,
Будем азбуку учить…
Ближе, ну ещё немножко…
Фурх! Удрал… Какой нахал!
Съел все зёрна, съел все крошки
И спасибо не сказал.
В пути
Яркий цвет лесной гвоздики.
Пряный запах горьких трав.
Пали солнечные блики,
Иглы сосен пронизав.
Душно. Скалы накалились,
Смольный воздух недвижим,
Облака остановились
И расходятся, как дым…
Вся в пыли, торчит щетина
Придорожного хвоща.
Над листвой гудит пустынно
Пенье майского хруща.
Сброшен с плеч мешок тяжёлый,
Взор уходит далеко…
И плечо о камень голый
Опирается легко.
В глубине сырого леса
Так прохладно и темно.
Тень зелёного навеса
Тайну бросила на дно.
В тишине непереходной
Чуть шуршат жуки травой.
Хорошо па мох холодный
Лечь усталой головой!
В редакции толстого журнала
Серьезных лиц густая волосатость
И двухпудовые свинцовые слова:
«Позитивизм», «идейная предвзятость»,
«Спецификация», «реальные права»…
Жестикулируя, бурля и споря,
Киты редакции не видят двух персон:
Поэт принес «Ночную песню моря»,
А беллетрист – «Последний детский сон».
Поэт присел на самый кончик стула
И кверх ногами развернул журнал,
А беллетрист покорно и сутуло
У подоконника на чьи-то ноги стал.
Обносят чай… Поэт взял два стакана,
А беллетрист