Рябиновая долина. Слезы русалки. Книга третья. Ирина Юльевна Енц
липовый чурбачок, из которого собирался выточить скалку для сестры, даже выронил топорик. Испуганно вытаращившись на собачонку, которая продолжала выть, как скаженная, он проговорил хриплым шепотом:
– Улька… Чего это она…?
Ульяна, опомнившись, вскочила на ноги и цыкнула на псинку:
– А ну, цыть!!! Цыть, кому сказала!!!
Собачуха присела на лапы, прижимаясь брюхом к земле, и жалобно заскулила. Ульяна еще несколько мгновений смотрела на Лейку с испугом, а потом решительно проговорила:
– В деревню надо…
Отряхнула подол от стебельков травы, решительно подошла к дверям домушки, затворила их и подперла для верности корягой, чтобы зверь какой не влез, да не набедокурил. Посмотрела на оторопевшего брата и жестко проговорила:
– Ну, чего замер? Говорю, в деревню срочно надо. Недоброе чую…
Тимофей мгновенно подобрался, заткнул малый топорик за пояс, и двинулся следом за сестрой.
Сначала они шли быстрым шагом. Потом, беспокойство так овладело ими, что они побежали. Ветки кустарников хлестали по лицу девочки, но она словно не замечая боли, упрямо бежала вперед. Сердце в груди выпрыгивало, в ушах стоял легкий звон. А в голове билось только одно слово: «Беда, беда, беда…» Позади раздался жалобный крик Тимофея:
– Улька… Не могу больше… Давай передохнем маленько…
Не останавливаясь, Ульяна крикнула в ответ:
– Отдыхай… Потом догонишь… – И продолжала бежать вперед.
Запах дыма и еще какой-то сладковатой копоти Ульяна почувствовала примерно за версту от деревни. Выскочив на небольшую бугристую прогалину, покрытую низким кустарником восковницы, она увидела, как со стороны их поселения в небо поднимается бурый столб дыма. Бежать уже больше не было сил, и она пошла быстрым шагом, пытаясь выровнять дыхание. Где-то позади себя она слышала треск веток и какое-то бурчание. Это Тимофей ломился сквозь заросли, ругаясь сквозь зубы. Не останавливаясь, она прокричала:
– Догоняй… – И опять припустила в сторону деревни.
Выскочив на опушку рядом с домом, Уля замерла, как вкопанная. Дома больше не было. Только дымящаяся груда почерневших бревен. Девочка прижала руки к груди, и, не смея пошевелиться, смотрела широко распахнутыми глазами на пожарище. Этого не может быть!!! Не может!!! Ей, вдруг, захотелось закричать, тонко, пронзительно, или может завыть тоскливо и безысходно, как давеча выла Лейка, но голоса, почему-то не было. Она просто стояла с прижатыми к груди руками, и безмолвно открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег. В себя она пришла от хриплого шепота брата:
– Ульяша, ЧТО это…!!??
От звука его голоса Ульяна словно отмерла, и сразу кинулась к сгоревшему дому. Первым, кого она увидела, заскочив во двор, был Волчок. Его челюсти были сомкнуты на горле какого-то человека, вернее, его остатков, а брюхо пса было вспорото ножом. Вся его палевая шерсть была вымазана в крови, которая уже засохла черно-бурыми