Симулякр. Рита Лурье
или подвала, нет. Но мне никак не удается выудить из памяти подходящий образ. Я ведь уже бывала в таком месте. Потолочные панели, серые стены, одинаковые двери, равноудаленные друг от друга. Пол… какой там был пол? Мне показалось, или это был линолеум? Кто, во имя всего святого, выкладывает полы в бункере линолеумом? А вот в офисных зданиях, госучреждениях, школах… Нет. Стоп.
Вероятно, у моего похитителя очень странные представления о том, как должна выглядеть его берлога маньяка.
Что еще я знаю, что еще я успела увидеть, пока была вне этой комнаты? Санузел, но воспоминания о нем не дают подсказки. У меня слишком мало информации, чтобы прийти к каким-то выводам, но строить предположения лучше, чем отыгрываться на подносе или биться, словно попавшая в силки птица.
Я поднимаюсь на ноги, подхожу поближе, и, задрав голову до хруста в шейных позвонках, гляжу на колонку. Из-за полумрака трудно разобрать название фирмы, но что-то подсказывает мне, что она довольно старая. Я давно таких не видела. Жаль, что я не могу туда добраться, оборвать провода и попробовать устроить короткое замыкание. Если это какое-то офисное здание, в нем может быть пожарная сигнализация. Но я не уверена, что нахожусь в офисном здании. Это лишь теория.
Я разминаю затекшие из-за наушников кисти и снова подбираю поднос. Ярость иссякла. Мне уже не хочется швырять им о стену, но нужно чем-то себя занять. Я провожу пальцами по крошечным царапинам на пластике, оставшимся после столкновений со стеклом.
– Если ты прекратишь беситься, я приду и сниму с тебя наручники, – вдруг раздается из колонок. Ублюдок! Все это время он наблюдал за мной, и, должно быть, потешался над моей беспомощностью.
– Нет, спасибо, – бурчу я, отхожу в дальний от стекла угол и сажусь спиной к нему. Я напоминаю себе животное в зоопарке, которое не желает развлекать публику какими-то милыми выходками, а мечтает, чтобы его наконец-то оставили в покое. Или отпустили на волю.
– Как хочешь.
Конечно, я взрываюсь. Любой человек на моем месте, имей он хоть железобетонную выдержку и самообладание буддийского монаха, вышел бы из себя. Это просто издевательство!
– Да пошел ты, суки сын, – рявкаю я, не оборачиваясь, – я хочу, чтобы ты выпустил меня отсюда.
Молчание. Он успешно прикидывается глухонемым, когда ему это выгодно.
– Что тебе от меня нужно? – прямо спрашиваю я.
Колонки потрескивают. Я успокаиваю дыхание, чтобы прислушаться, когда он снова начнет говорить и не пропустить не единой детали. Я все еще пытаюсь понять – это человеческий голос, пропущенный через фильтры или искусственно сгенерированный какой-то программой.
Мне это ничего не даст, но других развлечений тут нет.
– За тобой интересно наблюдать.
Блеск!
– Купи себе телевизор, говнюк! – огрызаюсь я, – или возьми свой сраный бинокль и иди подсматривать за Зои! А то ей надоест торчать в глуши, она вернется в Нью-Йорк, и там ты до нее не доберешься!
Я зажимаю себе рот руками и трясу головой.