Здоровье и власть. Воспоминания кремлевского врача. Евгений Чазов
Мы должны им рассказать об опасности, которая их подстерегает, но принимать решения они – особенно сильные, волевые люди – должны самостоятельно, без нашего давления.
Насер тремя годами подаренной ему жизни, несомненно, обеспечил победу египтян в войне 1973 года и создал условия для почетного мира с Израилем.
Осенью 1969 года меня наградили высшим орденом нашей страны – орденом Ленина. Моя фамилия значилась в общем списке работников здравоохранения со стандартной фразой: «За успехи в развитии медицинской науки и здравоохранения». Недоумевая, я спросил при встрече Андропова: «Как-то неловко получать такую высокую награду. Не заслужил я ее». Андропов ответил: «То, что вы сделали для Насера, вы сделали для нашей страны. Вы не представляете, что его здоровье сегодня – большой политический капитал».
Я никогда не относился к здоровью своих пациентов как к капиталу – не важно, политическому или финансовому. Для меня это было бы кощунством.
Насера мне удалось встретить вновь только в начале июля 1970 года. Он приехал в Москву для переговоров о ходе дальнейшего перевооружения египетской армии и обсуждения проблемы так называемого плана Роджерса. До этого изредка меня информировали об интенсивной работе, которую он ведет, и о состоянии его здоровья, которое периодами было не очень хорошим. После его поездки в Ливию к «беспокойному брату Каддафи», как называл его иногда в разговоре с нами Насер, когда ему пришлось пять часов находиться в машине, а после этого почти в течение часа выступать, я попросил Брежнева направить ему письмо с упоминанием наших рекомендаций о соблюдении режима. Брежнев направил такое послание, оно сыграло и определенную политическую роль, показав заботу советского руководства о здоровье президента Египта.
Когда мы с группой консультантов увидели Насера в «Барвихе», я ужаснулся перемене в состоянии его здоровья. Помимо недостаточности кровообращения в сосудах сердца, у него, к нашему удивлению, появились признаки сердечной недостаточности (слабости мышцы сердца), чего обычно при того типа инфаркте, который перенес Насер, не бывает или бывает значительно позднее. Наедине со мной он не скрывал и своего угнетенного настроения, и своей озабоченности ухудшением здоровья. Состояние Насера в «Барвихе», где ему очень нравилось, значительно улучшилось. Он даже начал устраивать небольшие совещания военных советников, находившихся в Советском Союзе. Однажды он попросил показать появившийся тогда фильм «Освобождение», ту серию, где описана танковая битва на Курской дуге. После фильма, обращаясь к своим советникам, он сказал: «Вот как надо воевать и вот что такое танки». Не знаю, что скрывалось за этими словами, обращенными к его советникам. Уезжая из «Барвихи», он с грустью расставался с нами, обещая выполнять рекомендации. Все это, к сожалению, было только словами – он опять начал, по нашим сведениям, активно работать. Мы понимали, что трагедия может произойти в любой момент после нервного или физического