Код Свободы. Глеб Аксакал
вопрос, зачем он вообще заговорил о мечтах?” – её внутренний голос звучал растерянно и даже с некоторой обидой, словно её внезапно вырвали из привычного состояния. “Никогда подобного не было, раньше он всегда был равнодушен, как и я; всё было предсказуемо”, – с досадой повернулась на другой бок она. “Какой смысл вообще мечтать, если каждый день будет неизменно повторять предыдущий? Работа, дом, ужин, сон. И так снова и снова, до самого конца.”, – она осознала это с горечью, как непреложную истину. “Всё предсказуемо, всё понятно, всё под контролем.” Эта мысль вдруг показалась ей такой наивной. “Даже если бы я стремилась к чему-то, разве это что-то изменило бы? Человеческую природу изменить невозможно, как бы сильно этого ни хотелось. Все мы просто винтики в огромном механизме, выполняющие одну и ту же задачу изо дня в день. И мечты, сколь бы прекрасны они ни были, в этом мире лишь пустой звук”. “Всё предсказуемо и контролируемо” – она попыталась внушить себе эту мысль, как успокаивающее заклинание, и это слегка облегчило её состояние. Она почувствовала, что усталость наконец-то овладевает ею, и провалилась в сон…
Вначале была только тьма, глубокая и безмолвная, как дно океана. Затем, словно на горизонте, начали всплывать неясные образы, подобные призрачным теням. Это были обрывки воспоминаний, смешанные с фантазиями, не имеющие чётких контуров, словно акварельные краски, растекающиеся по мокрой бумаге. Она ощущала, как её тело медленно проваливается в эту тьму, словно погружается в тёплый, но одновременно вязкий и неуютный пух. У неё было ощущение, что она плывёт и не может контролировать своё направление. Она чувствовала тяжесть своего тела, словно оно наполнено свинцом, и одновременно странную лёгкость, как будто её вот-вот унесёт порыв ветра. Голова казалась пустой и легкой, но в ней медленно зарождался какой-то неясный, тревожный гул. Тело было наполнено теплом, но это тепло казалось неживым и некомфортным. Она проваливалась глубже, а образы становились всё более туманными. На короткий миг она почувствовала знакомое тепло, словно чьи-то объятия, и в груди у неё вспыхнула неясная надежда, но как только это ощущение стало кристаллизоваться, оно сразу же растворилось, оставив её с холодным предчувствием приближающейся беды и чувством потери, которое пропитало каждую клетку её тела. И в этот момент, всё сильнее и сильнее, начал пробиваться резкий и настойчивый звук, словно рвущийся нерв, звук, который с каждой секундой становился всё громче и настойчивее, пока не прорезал завесу сна, как острый клинок, медленно, но неотвратимо возвращая её в реальность…
Проснувшись, Валентина ощутила странную пустоту, словно кто-то незаметно выключил внутренний свет, обычно освещавший её жизнь. Это не был страх, а что-то более глубокое и давящее, как ледяная птица на груди. Обычно утро начиналось с чёткого осознания расписания дня и с мягкого зелёного пульсирования браслета на запястье. Она проснулась от прерывистого пиликанья, которое, казалось, не могло завестись.