Клуб любителей хоррора. Александр Матюхин
идушками, разбитым кафелем и пепельницами, и еще три-четыре стиральные машинки в ряд, и еще в одной из комнат наверняка обитали проститутки или студентки первого курса – не разберешь с первого взгляда; и еще можно было за полминуты насобирать с десяток расхожих штампов. Все как положено.
Я остановился у двери, покрытой облупившейся синей краской, с жирными пятнами вокруг ручки, и спросил у Шкловского:
– Вы есть в ВК?
– Простите, что? – не понял Шкловский.
На вид ему было за пятьдесят. Он носил очки и ужасную бородку, застегивал коричневый плащ на все пуговицы и заступил на свое первое дежурство в Клубе чуть больше двух часов назад. Угодил, что называется, в пекло. Первое дежурство – и сразу разрыв.
– Социальная сеть такая, – сказал я негромко. – Видео постите? Прямые трансляции, глупый юмор, ну. Много эмоций. Лицо свое фотографируете на телефон? Или хотя бы еду.
Мы говорили шепотом, потому что за дверью находилось нечто, способное убить нас за пару секунд. Если бы услышало, конечно. Осознание этого факта прибавляло энергии и живости. Сразу захотелось выпить крепкого кофе без сахара и пожрать чего-нибудь. Я уже размышлял о классной шаверме в ларьке у метро «Лиговский проспект» – пятнадцать минут ходьбы. Можно было бы заказать размер «макси» в сырном лаваше и побольше разных соусов, чтоб вкус был отвратительный до безобразия, но невозможно оторваться. Слопать такое один раз в неделю – не преступление. Нормальный мужик должен есть шаверму, я считаю, даже если худеет во благо отношений со своей девушкой.
– Не знаю я, что у вас там в этом интернете, – шепнул Шкловский в ответ, поправляя очки на вспотевшей переносице. – А зачем вам?
– Шутите? У нашего Клуба шестьдесят шесть тысяч платных подписчиков на закрытом канале. Всем интересно, как мы ловим аномальных тварей. К тому же подписчики делятся эмоциями. А мы эти эмоции используем. Кушаем, так сказать. Вы еще не пробовали? Вот выберемся отсюда, поделюсь с вами суточным пайком. – Я достал телефон, включил на нем режим «видео», всучил Шкловскому. – Знаете, почему мы называем наше место Клубом? Ладно, сейчас не важно. Держите на вытянутой руке. Экраном ко мне. Ага. Запомните – что бы ни происходило в комнате, вы не должны останавливать съемку и убирать телефон. Идет? Нажмем, ага…
Из-за двери доносился странный дребезжащий звук.
Я изобразил умное выражение лица. Сказал в камеру:
–Господа, мы в эфире. Никита Любимов с вами. Стримим по полной, как обещал. Двадцать четвертое декабря, зима. На улице лежит снег, а у нас тут коммуналка на Обводном, недалеко от метро «Лиговский проспект». Девять комнат, общий коридор, общий туалет, уборка по расписанию и все такое прочее. Думали, в Питере больше нет коммуналок? Три раза «ха». Коммуналки, между прочим, самые уязвимые места, там чаще всего расходятся швы реальности. Расскажу как-нибудь на досуге, почему так происходит. А пока… поступил сигнал, что в одной из коммунальных комнат, мнэ-э, номер девять, через разрыв пытается выбраться аномалия. Образец под кодовым названием Коммунальный. Банально, а что делать? Шов старый, разошелся, судя по косвенным признакам, естественным образом. Требует немедленной стяжки и дальнейшей обработки. – Я взялся за дверную ручку и добавил многозначительно: – Отряд швей уже вызван. Наше дело – среагировать на месте. Если что-то случится, вы знаете, куда звонить.
Конечно, никто бы никуда звонить не стал. Во-первых, вряд ли хоть один зритель знал номер телефона нашего Клуба, а во-вторых, всем всегда интересно досматривать трансляции до конца. Особенно если они заканчиваются трагически и кроваво. Полгода назад из разошедшегося шва выбралась аномальная тварь Макоша, возомнившая себя старославянской богиней. Она была вооружена двумя серпами и острым желанием вернуть веру в себя. Прежде чем дежурные успели среагировать, Макоша изрезала их насмерть, очень эффектно отделив конечности и головы от туловища (я пересматривал несколько раз, составляя отчет). На пике стрима в тот момент находилось почти семь тысяч человек. Думаете, хотя бы один попробовал куда-нибудь позвонить? Впрочем, нет смысла удивляться. Участники Клуба любят смотреть, а не реагировать, для них все, происходящее на стримах, – это кино. Добротный кровавый хоррор. За это они платят эмоциями.
– Что теперь? – нервно спросил Шкловский. Верхняя пуговка плаща как будто давила ему на морщинистую шею под кадыком. – Ворвемся и зашьем, да?
– Все бы вам, господа, зашивать… Будем действовать согласно инструкции. Или по ситуации. Как пойдет.
Я приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. Внутри – то есть в крохотной комнате, квадратов на двенадцать, – сидел Коммунальный. Жирная тварь. Я разглядел серые в цветочек обои, которые под потолком шли пузырями и свисали влажными краями. Разглядел лампочку на проводе, старую, от света которой становилось как бы темнее. Разглядел потрескавшиеся рамы и пыльные стекла окон, за которыми виднелись крыши старых домов.
В комнате пахло клейстером, алкоголем, табачным дымом и соленой рыбой.
Сам Коммунальный выбрался в реальность пока лишь наполовину. Верхняя часть у него была уже человеческая: мужчина, давно небритый,