Клуб любителей хоррора. Александр Матюхин
пожаловать в нормальный мир.
Неровный шов мерцал, затягиваясь.
Я поднялся, стирая с лица жидкость, похожую на желе. Доковылял до дверей, выглянул. Шкловский сидел на корточках, прислонившись к стене, и аккуратно перематывал окровавленную руку лоскутами разорванных брюк. Не своих, а тех, что раньше висели на веревке. Нижняя челюсть Шкловского тряслась.
Коридор был пуст. Если кто нас и слышал (а слышали, ясное дело, все), то высовываться не торопились. Скорее всего, кто-нибудь уже вызвал полицию.
– Пошли, – сказал я. – Надо убираться. Съездим к доктору, пока вы не околели.
– К нашему? – уточнил бледный до синевы Шкловский.
– Само собой. И пожрать что-нибудь купим по дороге. Я обещал Маше, что сяду на диету. Но не сегодня. С ума сойду от мыслей про шаверму. Правда же?
В закрытой трансляции сыпались лайки. Сотни лайков.
Глава вторая
На улице в вечернем воздухе стояла морось. Этакая питерская предновогодняя морось, облепляющая лицо, губы, веки, забирающаяся за шиворот и путающаяся в волосах. Привычная любому, кто решил остаться в этом городе жить.
Мы перешли по мосту через Обводный канал, свернули с Лиговского и направились мимо диспансера, туда, где в глубине и тесноте бывших доходных домов пряталась медицинская клиника для своих.
Шкловский старался не всхлипывать, плелся чуть позади, бережно прижимая поврежденную руку к груди. Редкие прохожие от него шарахались, а я невозмутимо, но громко комментировал:
– Гранату решил распилить, ишь молодец!
Или:
– Ну зачем руку-то в клетку к медведю сунул? Дурачок, что ли, совсем?
А еще:
– Ай да Шкловский, ай да сукин сын!
Сам же тем временем проверял социальные сети и перекрестные ссылки на закрытые записи стрима. Трансляция удалась, люди комментировали, делились эмоциями, фантазиями, грезами. На нашем сервере подгружалась статистика, и она радовала. Антон Ильич будет доволен.
Под ногами чавкал снег, Шкловский поскуливал и то и дело поправлял сползающие с переносицы очки.
На Обводном, как всегда, разгулялся ветер. Мы свернули в улочки, когда раздался звонок от Ильича.
– Тысяча комментариев за двадцать минут! – радостно выпалил я в трубку. – Иду на премию в этом месяце!
– Голову тебе оторвать, Любимов! – огрызнулся Ильич, и от его сиплого голоса как будто стало еще холоднее вокруг. – Я наблюдал за трансляцией. Два пальца Шкловского – это слишком дорого за простенькую операцию.
– Три пальца. Вы Коммунального видели? Я таких года три не встречал в Питере. Как будто грез нажрался от пуза. Хорошо, что не отхватил руку по локоть.
Ильич тяжело вздохнул, потом сказал:
– После Мусорщика сразу ко мне.
Мы как раз подошли к арке между домов. Шкловский нерешительно остановился. Я взял его за плечи, подтолкнул в овальную темноту. Зашуршали полы коричневого плаща. Со спины Шкловский напоминал какого-нибудь