Мертвый след. Последний вояж «Лузитании». Эрик Ларсон
стали называть терроризмом. 25 августа германские силы напали на бельгийский Лёвен – “Оксфорд Бельгии”, университетский город, где размещалась крупная библиотека. За три дня обстрелов и убийств погибло 209 мирных жителей, сгорело 1100 зданий, библиотека была разрушена, а с нею и 230 тысяч книг, бесценных рукописей и древностей. Нападение было воспринято как оскорбление, нанесенное не только Бельгии, но и всему миру56. Вильсон, в прошлом – президент Принстонского университета, по словам его друга полковника Хауса, “близко к сердцу принял разрушение Лёвена”; президент опасался, что “война отбросит мир назад на три, а то и четыре столетия”57.
Каждая из сторон была уверена в победе, считая, что это дело нескольких месяцев, однако к концу 1914 года война обернулась зловещей патовой ситуацией: люди гибли в битвах десятками тысяч, но ни одна из сторон не добивалась преимущества. Первые великие сражения, что произошли той осенью и зимой, получили исторические названия: пограничное сражение, битва при Монсе, на Марне, первая битва при Ипре. К концу ноября, после четырех месяцев боев, французская армия потеряла 306 тысяч – почти столько составляла численность населения Вашингтона в 1910 году. Потери с германской стороны составляли 241 тысячу58. К концу года две параллельные линии окопов образовали Западный фронт, протянувшийся почти на пятьсот миль от Северного моря до Швейцарии; кое-где его разделяла нейтральная полоса всего лишь в 25 ярдов59.
Вильсона, уже страдавшего депрессией, все это глубоко тревожило60. Он писал полковнику Хаусу: “Ощущаю, что бремя этой войны день ото дня становится почти невыносимым”61. Похожие чувства он выражал в письме к своему послу в Британии Уолтеру Хайнсу Пейджу. “Все это ярко стоит перед моим мысленным взором, до боли ярко, едва ли не с тех пор, как началась война, – писал он. – Полагаю, в мыслях и воображении у меня имеется вся картина, я рассматриваю ее со всех точек зрения. Мне приходится заставлять себя не задерживаться на ней подолгу, дабы избежать оцепенения того рода, что случается от глубоких дурных предчувствий и от привычки задерживаться на элементах слишком значительных, таких, что их покуда невозможно ни осмыслить, ни каким-то образом держать в узде”62.
Впрочем, в какой-то момент его печаль, казалось, утихла63. В ноябре 1914 года он приехал в Манхэттен – навестить полковника Хауса. Около девяти вечера друзья вышли из квартиры Хауса прогуляться, не скрываясь, но и не афишируя, что Президент Соединенных Штатов расхаживает по улицам Манхэттена. Они прошли по Пятьдесят третьей улице до Седьмой авеню, вышли на Бродвей, каким-то образом ухитрившись не привлечь внимания прохожих. Остановились послушать парочку уличных ораторов, но тут Вильсона узнали, и собралась масса народа. Вильсон с полковником Хаусом двинулись дальше, теперь за ними тянулась толпа нью-йоркцев. Друзья вошли в холл отеля “Уолдорф-Астория”, направились к лифту и попросили изумленного лифтера остановиться