Книги в моей жизни (сборник). Генри Миллер
одного мальчика – а мальчиком этим был я сам – и, несомненно, сформировавших его, хотя сам он этого не сознавал. Я уже говорил, что Елена Троянская никогда не была для меня реальной. Конечно, я прочел о ней раньше, чем мне попалась в руки «Она». В детстве я не мог оторваться от книг, имевших отношение к золотым легендам Трои и Крита. Благодаря сказкам, похожим на легенды, благодаря романам о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола я познакомился с другими легендарными и бессмертными красавицами – например, с Изольдой. Я также хорошо знал об ужасающих деяниях Мерлина[172] и других древних волшебников. Я освоился даже с похоронными обрядами, распространенными в Египте и других местах. Я упоминаю об этом, желая показать, что сюжет Райдера Хаггарда отнюдь не стал для меня первым потрясением. Я, можно сказать, был подготовлен к нему. Но либо из-за его искусства рассказчика, либо из-за того, что он выбрал верный тон и доступный мальчику уровень понимания, либо в силу всех этих факторов в сочетании стрела впервые достигла заранее намеченной цели. Несколько раз меня пронзило насквозь: в Месте Любви, в Месте Красоты, в Месте Жизни. Но смертельную рану я получил в Месте Жизни. В точности как Аиша, которая принесла возлюбленному смерть вместо жизни и тем самым обрекла себя на долгое искупление, я, видимо, пережил свою «маленькую» смерть, когда закрыл эту книгу сорок пять лет назад. Ушли – казалось, навсегда – мои видения Любви, Вечной Красоты, Отречения и Самопожертвования, Вечной Жизни. Однако и я, подобно Рембо, могу вослед поэту-провидцу сказать о моих видениях: «Я видел их!» Аиша, сгоревшая в поглотившем ее огне у самого источника и родника жизни, забрала с собой в чистилище все, что было для меня святым и бесценным. Лишь один раз дано испытать чудо жизни. Смысл этих слов я постигаю медленно, очень медленно. Вновь и вновь я восстаю против книг, против жестокого опыта, против самой мудрости, как и против Природы и бог знает чего еще. Но я всегда возвращаюсь, отступая порой от самого края роковой пропасти.
«Кто не сумел стать полностью живым в этой жизни, не станет таким и по смерти»[173]. Я верю, что этот смысл сокрыт во всех религиозных учениях. «Умереть, – говорит Гуткинд, – это значит отъединиться, но не прекратиться». От чего отъединиться? От всего: от любви, деятельности, мудрости, опыта – но прежде всего от самого источника жизни.
Юность – это лишь одна разновидность бытия. Не единственная, но жизненным образом связанная с миром духа. Поклоняться юности, а не самой жизни столь же пагубно, как поклоняться власти. Одна мудрость обновляется бесконечно. Но современный человек мало что знает о жизни-мудрости. Он потерял не только свою юность, но и свою невинность. Он цепляется за иллюзии, идеалы, верования.
В главе под названием «Что мы видели», которая и сейчас действует на меня столь же сильно, как много лет назад, герой-рассказчик, став свидетелем того, как Аиша сгорела в огне жизни, размышляет следующим образом: «Аиша,
«Абсолютное коллективное» Эриха Гуткинда.