Отражение Цветка. Герман Рафаэлевич Арутюнов
времени (а оно возникает, когда на нас дышит будущее или прошлое) высокое не востребовано, и наша бессмертная душа томится, высокое в ней не включено, а ей это нужно, как нужна мотору большой мощности работа на больших оборотах. Когда высокое в нас включается, мы и в других людях начинаем видеть это высокое.
С древности люди догадывались об этом и потому,
наверное, пытались окружать себя знаками времени:
архитектурой,
мебелью,
книгами,
картинами,
скульптурой,
старыми вещами,
сувенирами,
талисманами.
Скажем, какой-то кулон, передается из поколения в поколение. Почему? Потому что это не просто красивая вещь. Он несет в себе дыхание прежних поколений. Родные, близкие из других времен, они для нас всегда рядом. Просто не проявляют себя, пока мы их не зовем. У нас с ними прямая связь через вещи, воспоминания. Не думаем – связь не работает. А через предметы эта связь включается.
Мы приходим на кладбище, где от близкого человека остается все меньше пространства. Через сто лет – только кости. А через 10000 – пыль, прах. А при сжигании сразу почти ничего. Горстка пепла, прах, который смешивается с землей. Почему же мы тогда приходим, придаем значение? Пространства-то уже нет. Потому что память. А что такое память? Это время.
Память – это время
То есть одно пространство с человеческой жизнью заканчивается, но начинается другое – время. И вот там уже мы все (и большая часть нашего «я») и живем. Все души и все духи, как еще менее плотная материя. И живут они все там по своим законам, которые мы не знаем, но которые как-то связаны с нашим нынешним временем… тела. Каждый из нас живет во времени тела. И время играет в нашей жизни главную роль – выводит нашу душу и наш дух в высокие миры.
На кладбище мы смотрим на памятные камни, читаем надписи, имена, фамилии близких, смотрим на их лица, на цветы. Что-то трогается внутри с места, и начинает свое движение. Как будто внутри нас возник целый мир. Мы вдруг начинаем вспоминать детали, которые были, казалось бы, вообще забыты или, как нам казалось, мы вообще об этом не знали. И, как правило, это хорошее, потому что в нас высокое работает, а мелкое, суетное, оно отключено. И в итоге мы уходим с кладбища в просветленном состоянии души, и мы благодарны сами себе, что пошли, что включились.
То, что в наших бывших помещичьи усадьбах, большая часть которых сейчас или превращена в музеи или разрушается, в том же Архангельском – это та же попытка владельцев окружить себя другим временем, высокими символами бытия, вышедших из рук лучших мастеров того времени:
архитектурой (внешне и внутренне),
ландшафтом, скульптурой,
картинами,
мебелью, предметами.
И хозяину уже умирать не страшно, потому что если даже у него не было времени заниматься детьми и внуками, свою высокую работу за него потом будут делать эти скульптуры и картины, эта архитектура и эта мебель, эти символы высокого.
В