Класс под алым небом. Никита Василиненко
крысы! Барнов, родителей в школу! Они же сегодня возвращаются, я знаю!
Я открыл рот, чтобы возразить, но внезапно раздался чёткий, холодный голос:
– Они не опаздывали.
Ирина Леонидовна, на мгновение потеряв дар речи, уставилась на Валю.
– Ну… всё равно, смотрите у меня! – фыркнула та, отступая.
Валя за нас заступилась… не вериться.
– Слышал? – я медленно выдохнул, чувствуя, как под лопатками выступает холодный пот.
– Ага, щас снег пойдёт, – флегматично протянул Леха, натянуто ухмыляясь.
– Ха-ха, точно, – буркнул я, глядя, на Валю. Её тень казалась такой маленькой.
А может не стоит отмахиваться от того сна? Хм…
Мы пошли на урок это снова была родная литература.
Перекличка, критика нас за то, что мы существуем, похвала конечно нашей «любимой» отличницы, объяснение новой темы; так проходил наш урок, пока из окна не послышалась сирена воздушной тревоги.
– Так, ребята, приказа не было. Сидим и читаем стихи, это учения! – объявила учительница, словно ничего не происходит.
Ну конечно, её ебучий Блок дороже нашей жизни, – ярость клокотала во мне, но я сжал зубы. Учения в нашем городе случались часто, и я, конечно, не боялся. Но всё же… Если бы я знал, как нам повезло, что мы остались в классе.
Я, конечно, не боялся. Учения в нашем городе случались часто, и мы уже привыкли к сиренам и тревогам.
Прошло ещё несколько минут. Внезапно свет в классе стал тусклым, а за окном всё погрузилось в алую тьму. Улицы, обычно такие оживлённые, теперь были залиты багровым светом, будто окутаны кровавой пеленой. Лучи этого странного света пробивались в класс, окрашивая стены в зловещие оттенки.
В тот момент даже учительница, всегда такая уверенная и строгая, замерла. Мы все – и я, и Леха, и Макс, и Света, и Валя, и Никита – обменялись взглядами, в которых читался один и тот же вопрос: что, чёрт возьми, происходит?
Мы впились взглядом в окна, пытаясь разглядеть в сгущающейся тьме хоть что-то, что могло бы объяснить этот адский звук. И тут из коридора донеслось мяуканье – невыносимое, противоестественное, словно сотни кошачьих глоток были вывернуты наизнанку и скручены в единый вопль. Голос мой застрял в горле: что за тварь способна издавать такое?
Звук напоминал нечто среднее между рёвом гориллы и скрежетом ржавых шестерёнок, словно стадо неведомых существ, чьи тела не подчинялись законам природы, пыталось воспроизвести нечто, для них невозможное. Воображение тут же нарисовало чудовище: массивное, бесформенное, с сотнями ртов, зияющих на теле, как язвы. Оно переваливалось на искривлённых конечностях.
– А-а-а-а-а-а! – крик, пронзивший воздух, заставил нас вздрогнуть. Из-за двери класса, где минуту назад исчезла любопытная девочка, донесся грохот. Мяуканье оборвалось, сменившись тяжёлыми шагами – быстрыми, резкими, будто десятки копыт били в пол в бешеном ритме.
– Помогите! Нет, отпусти! – её голос превратился в визг, а затем в булькающий стон.
Мы застыли, парализованные