Ни стыда, ни совести (сборник). Вячеслав Кашицын

      – Просыпайся! Ну же! Уже пора!

      Ее лицо. Улыбка. Веснушки вокруг носа, сияющие синие глаза.

      – Ты так проспишь свое счастье!

      – Нет…

      Я рывком встаю с постели и вижу, что она, уже одетая, готовит на моей электрической плитке нехитрый завтрак.

      – Спасибо…

      – Только по-быстрому. Руки вымой. Ты с кетчупом любишь или с майонезом?

      – С тобой. И побольше.

      Я встаю, обнимаю ее. Как странно видеть ее здесь, в моей комнате! Мне одновременно неловко и лестно; соседи, слава богу, еще спят, а может, и ушли куда-нибудь спозаранку в поисках спиртного.

      – До сих пор не могу привыкнуть, что ты…

      Мы завтракаем.

      – Мы точно ничего не забыли? – вдруг хмурится она, оглядывая чемоданы. И устраивает мне небольшой допрос по поводу того, взял ли я то или это. Я дожевываю и киваю головой.

      – Ну все, едем.

      Машин на улицах немного, и мы довольно быстро выезжаем за город. У нее на коленях карта.

      – Ты хоть знаешь, где это? – оживаю я. – И… долго это займет?

      – Ну, сколько бы ни заняло… Это недалеко. Я там была, и не однажды. Ты еще не привык к тому, что я волшебница?

      – Нет. И не хочу привыкать…

      Я следую ее указаниям, и мы наконец сворачиваем на какой-то проселок, весь в лужах.

      – М-да… А это точно здесь?

      – Здесь, здесь, езжай, – она снова смеется, открывает окно. – Какой чудесный воздух!

      Я аккуратно выруливаю на пригорок, лес сменяется полем, и нам открывается замечательный вид: луг, деревенька с двумя прудами, где мальчишки удят рыбу, и церквушка на пологом холме.

      Я подъезжаю к храму (мальчишки, побросав удочки, сразу увязываются за машиной), и останавливаюсь. У входа в церковь – две нарядно одетые женщины, видимо, местные. Они внимательно оглядывают нас, когда мы входим внутрь.

      Она сразу направляется к батюшке, который, в глубине, в парадной фиолетовой рясе, дает кому-то наставления. Он встречает ее, как добрую знакомую, благословляет и говорит с ней о чем-то. Я слышу его мягкий баритон, разносящийся по церкви, но не разбираю отдельные слова. Она, улыбаясь, кивает головой. Потом возвращается ко мне и говорит: все готово.

      Сам обряд не занимает много времени. Откуда-то являются люди, которые, как я понимаю, должны засвидетельствовать наше венчание – двое мужчин, один хмурый, с замечательно развитыми, красивыми и сильными руками, и другой, совсем еще мальчик, робкий и застенчивый. Они держат венцы над нашими головами, пока батюшка произносит нараспев подобающие обряду слова. Он говорит, насколько я могу судить, то, что обычно говорят в таких случаях, но то ли внутреннее убранство церкви так влияет на меня, то ли его тон, только я чувствую, что мои глаза наполняются слезами; я борюсь с ними, до того самого момента, когда нужно надеть ей кольцо, и незаметным движением вытираю их рукавом. Она, в свою очередь, надевает кольцо мне. Батюшка говорит что-то с улыбкой, теперь уже другим, обычным голосом, и я понимаю, что должен взять ее за руку. Мы выходим на свежий воздух.

      Она целуется, как с родными, с обоими мужчинами, принимает благословение батюшки, приникает ко мне.

      Смущаясь, я помогаю ей сесть в машину. Мы трогаемся. Я гляжу в зеркало заднего вида: все – и женщины, и мужчины, и мальчишки, и батюшка – стоят на пороге церкви и смотрят нам вслед. Некоторые машут. Она, повернувшись, отвечает им.