О носах и замка́х. Владимир Торин
закрытием. За стойкой стоял один из моих сыновей: тут в графе есть пометка в виде шестеренки – это значит, заказ вручен покупателю.
Хозяин лавки с грохотом захлопнул книгу учета и поднял раздраженный взгляд на посетителей.
– Больше я ничего не знаю. Вы довольны? Еще что-то вызнать желаете или, может, уже сделаете одолжение и выйдете вон?
– Дорогу! Дорогу! Полиция едет! Вы что, ослепли?!
Констебль Бэнкс, клаксонируя и разгоняя прохожих, несся на своем самокате по тротуару Твидовой улицы.
Пару раз избежать попадания под два безжалостных самокатных колесика кое-кому удалось лишь чудом. Но констеблю было все равно – у него на пути возникали какие-то совершенно бессмысленные никчемные личности, и город ничего не потерял бы от их исчезновения. Кто знает, может, они перестали бы захламлять собой улочки, и в этой тесной конуре, Саквояжне, стало бы хоть чуточку легче дышать.
Несмотря на все жалобы на устаревшее (в понимании Бэнкса) служебное средство передвижения, управлялся с ним толстый констебль превосходно. Отталкиваясь время от времени от тротуара ногой и привычно распределяя вес (по половинке пуза симметрично на каждую из сторон самоката), он почти не крутил руль – пусть крутят свои рули ленивые прохожие.
И хоть Неспешность могла бы стать вторым именем констебля Бэнкса (если бы его вторым именем было не Томмер), сейчас от того, насколько быстро он доберется до вокзала, зависело многое. В эти мгновения он впервые жалел, что ко многим полицейским постам в Тремпл-Толл не подведена сеть пневматической почты, и теперь из-за этого ему нужно было тратить драгоценное время.
Он знал, где обретается описанный мистером Перабо человек, но идти к нему в одиночку не решился. С этим – язык не повернется сказать – почтенным джентльменом разговора бы не вышло, и уж приходить к нему следовало подготовленным и с надежным напарником. Ну… или хотя бы с таким напарником, как Хоппер.
Твидовая улица закончилась, и констебль Бэнкс выехал на шумную, гомонящую Чемоданную площадь.
На станции, лениво заполняясь, стоял омнибус маршрута «Вокзал – Гвардейский парк». На швартовочную площадку дирижаблей вышла причальная команда, командир с биноклем глядел в небо – видать, или «Фоннир», или «Бреннелинг» как раз волочил свою вялую тушу к вокзалу.
На Чемоданной площади Бэнкса хорошо знали – с его приближением стихали разговоры, уличные мальчишки пятились и забивались в норы, а воришки вроде Джимми Стиппли принимались нервно закуривать, поспешно достав свои руки из чужих карманов.
Сейчас Бэнксу не было до всего этого дела. Преодолев площадь, констебль заехал в здание вокзала и, минуя сонных (они всегда такие, когда речь идет о том, чтобы почтительно расступиться с приближением представителя закона) отбывающих и прибывающих, подкатил к полицейскому посту.
Как и везде в Тремпл-Толл, пост представлял собой темно-синюю сигнальную тумбу с торчащими из нее четырьмя разновеликими трубами. В тумбе