Фрагменты. Дэн Уэллс
учитывая то, что она не могла с чистой совестью отрицать его. Девушка попробовала направить Афу на ложный след:
– С чего вы взяли, что я партиал?
– Люди на Манхэттен не ходят.
– Но вы же здесь.
– Я был здесь и раньше, это другой случай.
Кира сжала зубы от досады: снова это доказательство по кругу.
– Почему же вы тогда пустили меня к себе? – спросила она. – Если партиалы такие плохие, почему вы доверяете мне?
– Партиалы не плохие.
– Но… – Кира нахмурилась, раздраженная этими простыми сухими ответами, ни на что не отвечавшими. – Вы прячетесь, маниакально скрываетесь, взрываете свои радиостанции, стоит только кому-то подойти к ним. Рядом с вами большие сообщества на востоке и на севере, но вы не хотите стать членом ни одного из них. Если партиалы не плохие, к чему жить отдельно ото всех?
Внезапно Кира осознала, что тот же вопрос можно задать и ей. Она жила в одиночку уже несколько месяцев, избегая и партиалов, и людей.
«Не избегая их, – подумала она. – Спасая. Спасая и тех, и других». Но мысль все равно саднила.
Афа выскреб последние кусочки фруктов из банки:
– Я здесь, потому что люблю тишину.
– Вы любите тишину! – засмеялась Кира, больше от беспомощности, чем от веселья, и встала с пола, потягиваясь и массируя лицо. – Не пойму я вас, Афа: вы собираете сведения, которыми хотите и не хотите поделиться с остальными; вы живете в огромной радиобашне и при этом не желаете разговаривать с людьми. Кстати, зачем вам радио? Для сбора данных? Вы просто хотите все узнать?
– Да.
– А вам не приходило в голову, что кому-то, возможно, ваши сведения окажутся чрезвычайно полезными?
Афа встал и вздохнул:
– Я пойду спать.
– Подождите! – взмолилась Кира, пристыженная его очевидным расстройством. Она спорила с блестящим специалистом, чуть не крича на него, но теперь перед ней снова был большой ребенок, нескладный и наивный. – Извините, Афа! Простите, я просто разнервничалась. – Девушка потянулась к его руке, но в последнее мгновение заколебалась, встретившись с ним взглядом. Они еще ни разу не касались друг друга – Афа застенчиво выдерживал дистанцию, – и ее вдруг пронзило осознание, что она не прикасалась ни к кому – ни к единой живой душе – уже много недель. Афа, если она правильно понимала, не дотрагивался ни до кого многие годы. Тонкая рука девушки зависла над могучей дланью гиганта, и Кира увидела в его глазах ту же смесь страха и желания, которую испытывала сама. Она решилась, накрыла его костяшки ладонью, а он вздрогнул, но не убрал руки. Кира чувствовала его выпирающие суставы, мягкую плоть, сухую пергаментную кожу, теплое дрожание пульса, ощутила слезинку в углу глаза и моргнула, смахивая ее.
Афа заплакал, еще больше напоминая потерявшегося ребенка, и Кира привлекла его к себе. Он обнял ее, рыдая как маленький, чуть не раздавив своими могучими неуклюжими руками, и девушка, перестав сдерживать слезы, мягко хлопала его по спине, бормоча что-то утешительное, растворяясь