Тьма, Огонь и Пепел. Антон S.A
й, где небо рвалось в кровавых судорогах, а земля дышала ядом древних извержений, жил орк по имени Грак’зул Пожиратель Пепла. Его кожа, словно потрескавшийся базальт, хранила шрамы тысячелетних войн с огнем, что лизал плоть до костей, но не смел забрать душу. Здесь, среди грохочущих бездн и рек расплавленного камня, время теряло смысл, а граница между жизнью и вечным горением истончалась, как дым над кратером Горна Скверны – исполинской гряды, чьи пики пронзали облака, словно клыки забытого бога. Воздух густел от вони серы и гнили, а под ногами Грак’зула трескалась кора застывшей лавы, обнажая подземные жилы, где шептались тени. Они звали его именами, которых не знал даже вождь Кровавого Холма – клана, чьи барабаны давно умолкли под пеплом. Но орк не слушал. Его глаза, горящие желтым пламенем, видели лишь то, что скрывалось за завесой огня: силу, выкованную не в битвах с людьми или эльфами, а в тихом противоборстве с самой землей, что пыталась его поглотить. Однажды, когда багровое солнце Бездонного Жерла погрузилось в озеро магмы, а тени удлинились, как щупальца голодного зверя, Грак’зул нашел в расселине череп. Не простой – черный, словно выточенный из ночи, с рунами, что пульсировали тусклым багрянцем. Они жгли пальцы, но орк не отпустил находку. Вместо этого он засмеялся, и смех его слился с ревом подземного шторма, будто сама Пустошь ответила ему. А где-то вдали, за горами, чьи вершины были скрыты вечным смогом, завыл рог. Не клана, не армии – нечто древнее, слепое, жаждущее. Но Грак’зул уже шел вперед, сжимая череп в руке, не зная, что огонь под его ступнями начал менять форму. И тени за ним двигались чуть быстрее, чем должны были…Тропа, по которой шел Грак’зул, извивалась меж трещин, словно змея, сбросившая кожу. Каждый шаг оставлял за ним отпечаток, который тут же заполнялся кипящей жижей – земля здесь не терпела следов, словно стыдилась собственного нутра. Стервятники из Безглазых Ущелий кружили выше, их крылья, сшитые из лоскутов тухлой плоти, хлопали в такт подземным толчкам. Но даже они не решались снизиться: то ли боялись жара, что лизал плечи орка, то ли чуяли в нем нечто большее, чем мясо для своих клювов. Он шел через Разоренные Равнины, где ветер гудел сквозь останки каменных идолов, чьи лица были стерты в кровавую кашу временем. Их пустые глазницы следили за ним, и в их молчании слышался вопрос, который Грак’зул давно перестал задавать себе: что ждет того, кто вырвет тайну у огня? Череп в его руке тяжелел с каждым часом. Руны на нем теперь светились ровным, зловещим багрянцем, словно в такт ударам невидимого сердца. Иногда орку казалось, что из глубин черной кости доносится шепот – не слова, а звуки, напоминающие треск ломающихся ребер, вой затравленного зверя, звон цепей, рвущихся в темноте. Он отвечал на них гортанным рычанием, заставляя тени отшатываться, но они возвращались, гуще и настырнее, цепляясь за его пятки словно липкие щупальца. К ночи – если здесь можно было назвать ночью багровый мрак, утяжеленный пеплом – Грак’зул наткнулся на лагерь. Вернее, на то, что от него осталось. Палатки из шкур мамонтовралов обуглились, превратившись в хрупкие скелеты, а тела… Тела лежали в странных позах, будто их кости растаяли до того, как души покинули плоть. Лица, или то, что от них осталось, были обращены к Горну Скверны, словно в последний миг путники увидели в его огне нечто, заставившее их забыть о бегстве. Среди пепла орк нашел амулет – расплавленный кусок металла с клыком, оплетенным черными волосами. Знак клана Кровавого Холма. Его собственного. Грак’зул сжал обгоревший символ в кулаке, и вдруг череп в его другой руке вздрогнул, выпустив струйку дыма. В тот же миг земля под ним дрогнула, и где-то в глубине, далеко под слоями камня и расплава, застонал голос. Нечеловеческий. Не звериный. Словно сам ад зевнул, пробуждаясь от долгого сна. Орк двинулся дальше, в сторону Жильных Пропастей – каньонов, где лава текла не вниз, а вверх, к небу, словно кровь из перерезанной артерии. Воздух здесь пах железом и чем-то сладковато-гнилым, как будто впереди гнил целый лес, превращенный огнем в карамельный кошмар. Тени теперь шли не позади, а по бокам, принимая смутные очертания: то ли воинов с искривленными клинками, то ли существ со слишком длинными суставами и ртами, полными углей. Грак’зул не оборачивался. Он знал, что за ним уже не просто Пустошь. За ним шло нечто, что огонь не рождал, но что рождалось из огня. И череп в его руке, кажется, знал это лучше него. Жильные Пропасти дышали. Стенки каньонов, покрытые пульсирующими прожилками, сжимались и расширялись, будто гигантские легкие, втягивающие ядовитый воздух. Лава, струившаяся вверх, брызгала сгустками пламени, и каждый такой всплеск оставлял на камнях черные ожоги в форме рун – похожих на те, что плясали на поверхности черепа. Грак’зул чувствовал, как находка в его руке резонирует с этими знаками, словно ключ, вставленный в замок, который вот-вот щелкнет. Тени по бокам сгустились в подобия фигур. Они не нападали, не шептались – лишь повторяли его движения, как отражения в кривом зеркале. Когда орк останавливался, они замирали; когда он поднимал череп к багровому небу, их «головы» запрокидывались синхронно, будто в немом поклонении. Иногда в их очертаниях проступали детали: обломок рога, коготь, обвитый цепью, глаз, горящий слишком ярко даже для этого места. Но стоило Грак’зулу приглядеться – и тени снова становились просто тенями. К полуночи – а здесь ее отмечал вой Странствующих Духов Пепла, бродячих огоньков, что закручивались в спирали