Путешествие назад во времени. Юрий Ильин
столько и удивлялся. Он был невысокого роста, крепыш, и по призыву его определили в водолазную школу. Тогда, в конце 20-х годов, облик водолаза в рабочем виде отличался от того, что мы видим сейчас. Тогда на нём был тяжёлый скафандр, ботинки на свинце, свинцовый груз спереди на груди и сзади на спине и круглый большой металлический шлем. Чтобы всё это таскать под водой, нужно было обладать большой физической силой. Сила у отца была, и его направили служить в прославленную организацию ЭПРОН (Экспедиция подводных работ особого назначения). Когда мои родители познакомились, отец был по должности матрос, потом стал старшиной сверхсрочником, а затем, проучившись два года в Военно-морском училище им. Фрунзе, получил младшего лейтенанта. И так его служба и шла, пока в конечном счёте, он, вдруг, будучи капитан-лейтенантом, не сорвал себе на службе здоровье и не был демобилизован. Как и все люди подобной службы (тяжелой) был он спокойный человек, весёлый, любил петь, а мама ему подпевала, играя, как и он, на гитаре. Я, выходит, получился ни в мать, ни в отца…: с детства в основном ударял по книгам. Иногда думаю, что это у меня пошло от болезненного детства, когда я часто и подолгу отлёживался в больнице у меня стало любимым занятием тыкать в книжку пальцем. Боже, и как хорошо было у нас, у детворы, тогда, когда не было ничего, кроме книжек: ни телевизора, ни компьютера, ни иных заумных штучек, на деле тормозящих развитие личности. Технологические достижения совершили страшное дело: они разорвали и извратили связь времён, внедрили в общества ложные ценности.
Жизнь нашей семьи шла сама по себе. Отец, в основном, находился на службе, и очень много времени проводил в море. Соответственно всё моё воспитание легло на мать. А ей в этом деле мудрствовать особо не приходилось. Воспитание в основе своей было устроено на настойчивых требованиях и на крепком ремне. Однажды я исхитрился и надёжно спрятал ремень, наивно полагая, что таким образом моя кормовая часть будет целее: удары ладонью получаются слабее, чем ремнём. И что из этого вышло? Мы с моим товарищем, он был на пару лет старше меня, забрались на покатую крышу нашего четырёхэтажного дома. Мы пододвинулись к краю крыши и стали сверху смотреть во двор. На беду в это время мать моя хотела меня позвать, выглянула в окно и, к своему ужасу, увидела меня так высоко. Чтобы меня не испугать, она, сколь ни была во гневе, ласково предложила мне спуститься и прийти покушать. Я покорно поплёлся домой и, лишь войдя в комнату, понял, что пощады мне ждать неоткуда. Мать в поисках ремня металась в ярости, а я наивно надеялся, что до шлифовки мой кормовой части дело не дойдёт. Внутренне я даже испытывал некоторое превосходство. Но, о ужас! Мать, не найдя ремня, схватила верёвку для сушки белья, сгребла меня в неласковые объятия и так поработала над моим воспитанием, что какое-то время мне было больно сидеть на стуле. Но экзекуция её не была обычным примитивным актом. Насладив меня верёвкой, мать поставила меня в угол на колени, а по истечении некоторого времени, предложила выслушать её вердикт. Суть его была в том, что