Запертый. Олег Поплавский
а давай устроим праздник! – Говорит Женя – Нам надо повеселиться!
– Да! – Восклицает Оператор. – Позовём всех!
– Надо об этом объявить! – Сковорода вновь вращается в руке, как будто кружится в танце.
Камера в центре «главной площади». Оператор в кадре явно возбуждён своей идеей, которая на самом деле «идея Жени». Сам на такое он бы не за что не решился. Он бегает по кухне и весело кричит:
– Собирайтесь! – Вилкины с Ложкиными кучей высыпаются на скатерть. -Все собирайтесь! – Полковник со своей женой Лопаткой тоже тут. – Ну же! Быстрее! – К горке приборов добавляются блюдца, чашки, тарелки и миски. Валеру и Тамару не позвали. Стол трясётся от постоянного движения. – Понимаю, очень неожиданно! Успокойтесь пожалуйста, сейчас я всё объясню! – Оператор делает глубокий вдох, потом резкий выдох. – И так… с чего бы начать… – Высокие горы посуды закрывают практически всё пространство в кадре. Осталась лишь маленькая, извилистая щель сквозь которую видно половину лица Оператора. – Завтра большой день… Я хочу рассказать вам о… самых страш… ну о… как бы… не знаю. Нет-нет-нет-нет…
– Конечно говори. Конечно говори. Конечно говори. Конечно говори. – «Повторяет и повторяет» Женя. – Конечно говори.
– А… О… Эм… – Видно, как дрожит его верхняя губа. Чёрный зрачок нервно бегает по орбите глазницы. – Ладно. – Оператор пододвинул камеру чуть ближе. – Знаю, вы думаете я бесстрашный, но это… не так. Ещё маленьким мальчиком я осознал свой самый большой страх. Произошло это когда Чай… нет-нет-нет отец привёл меня во двор. Он и раньше меня туда водил, но я этого совсем не помню! Так вот там было много… ну ИХ… вы понимаете, да? ОНИ говорили, говорили, ГОВОРИЛИ! ТАК МНОГО! Я НЕ ПОНИМАЛ О ЧЁМ ОНИ ВСЕ ГВОРЯТ! Я не отходил от папы, я не отпускал его, держался обеими руками. Я даже не смотрел в ИХ сторону. – Оператор кладёт руку на затылок, видно костяшки, побелевшие от напряжения. – Первые дни папа гладил меня по голове и очень вежливо разговаривал с КЕМ-ТО ИЗ НИХ. Он говорил о том какой я застенчивый мальчик, а ОНИ, ЭТИ МОНСТРЫ, ЧУДОВИЩА называли меня милым. В такие моменты я прижимался ещё сильнее к нему. – Напряжённая до тремора ладонь спустилась чуть ниже, к тому месту где обычно начинается воротник рубашки. – Шли месяцы, а я так и не решался отпускать папу. К тому времени его рука уже не гладила мою голову. Она просто лежала камнем на моей макушке и давила, и давила, и давила… А МОНСТРЫ проходили мимо, ИМ перестало казаться это милым. Мой СТРАХ ПЕРЕСТАЛ КАЗАТЬСЯ ИМ МИЛЫМ! Тогда я начал слышать ИХ шёпот… Шёпот обо мне. Папа же был с ними ещё вежливее, чем раньше. – Обкусанные ногти впились в верхние позвонки. – На какое-то время меня перестали водить во двор, но не навсегда.
«Нормальные дети играют с другими нормальными детьми! – Кричал папа маме и тащил меня за шиворот из дома. – И ты знаешь, что это так! – Волоча меня орал он. Мы в холодном коридоре. Не знаю, как он выглядел. – Здравствуйте, как поживаете? – Кто-то