История философской мысли Беларуси. Г. И. Малыхина
отношениях чешский опыт может рассматриваться как весьма полезный и для нашей страны. Если в 1853 г. в Чехии не было ни одного чешского лицея, то в 1913 г. там функционировали 63 гимназии и 45 технических учебных заведений. Чешских крестьян, переселявшихся в города, встречала налаженная система образования и СМИ на родном языке. Города, столетия служившие центрами немецкой культуры, поразительно быстро стали чешскими. Консул Германии в Праге писал в 1898 г.: «В то время как еще 25 лет назад тип города был совершенно немецким, сегодня Прага, без сомнения, совершенно чешский город»[20]. Нас, однако, в наибольшей степени интересует, в какой степени идеи «национализации» были восприняты и получили развитие в Российской империи.
Во второй половине XIX – начале XX в. в России начался процесс модернизации по западному образцу. Но к 1913 г., несмотря на впечатляющую динамику индустриального роста, промышленность обеспечивала лишь 27 % ВВП, доля городского населения составляла 15 % от общей численности населения, почти три четверти жителей империи были неграмотными[21]. По показателю элементарной грамотности (а народное образование служит абсолютно необходимым условием «национализации») Россия сильно уступала Австро-Венгрии, не говоря уже о других европейских странах. Так, в 1914 г. в ней на 1 тыс. жителей приходилось 59 учащихся, тогда как в Австро-Венгрии – 143, в Великобритании – 152, в Германии – 175[22].
Общий дефицит модернизационного потенциала России самым непосредственным образом отражался на мировоззрении даже наиболее «перспективных» с точки зрения национального самоопределения этносов империи – поляков, эстонцев, латышей, литовцев, а также народов Закавказья и Средней Азии. Отсутствие у них собственной элиты, ориентированной на национальные интересы, своего городского среднего класса, низкий уровень урбанизированности обусловили запаздывание у названных этнических меньшинств «пробуждения» национального сознания по сравнению с народами Австро-Венгрии. Ситуация коренным образом изменилась в связи с событиями Первой мировой войны и двух русских революций. Патриотически настроенные национальные активисты латентный потенциал «национальных идей» сумели быстро превратить в мощный фактор общественного сознания. Тем самым, по удачному выражению М. Гроха, революции обеспечили переход национального движения из фазы патриотической агитации в фазу массового политического действия[23]. В западных и юго-западных губерниях России данный процесс имел свои особенности. Во-первых, они проистекали из сосредоточения в них пятимиллионного еврейского населения (в силу закона о «черте оседлости» – проживание на указанной территории). Так, в начале XX в. удельный вес евреев в Кишиневе составлял почти 46 %, в Минске – 43,3, в Вильно – 40, в Екатеринославе – 35,4, в Одессе – 30,8 %. Соответственно молдаван, белорусов, литовцев и украинцев в названных городах проживало 17,6; 8,2; 2,0; 15,8 и 9,4 %[24].
В
Там же. С. 387.