Встречи-расставания. О людях и времени, в котором мы живем. священник Александр Дьяченко
имя владельцев. Двести лет прошло, а храм до сих пор так и остается сельским приходом. Единственное, что поменялось, так это название самой деревни. Дорога, берущая начало от ближайшего к нам города и ведущая в нашу сторону, здесь же, у нас в деревне, и заканчивается. Точно как в сказке, сразу за храмом разветвляясь, она ведет в две разные стороны. Та, что направо, приводит в тупик, а та, что налево, упирается в кладбище. Потому на службах у нас незнакомых лиц практически не бывает. А если кто-то и появляется, то это не любопытствующие захожане, как в городских храмах, а человек, который добирался к нам специально.
После того как, закончив службу и дав крест, я засобирался в алтарь, незнакомая женщина подошла ко мне и попросила уделить ей время.
– Меня зовут Анна, моя фамилия… – И она произнесла фамилию, в наших местах хорошо известную.
Я поинтересовался:
– Вы имеете какое-нибудь отношение к Н.?
– Да, это мой муж.
– Ваш муж?! – И как-то само собой вырвалось: – Эк вас угораздило!
Дело в том, что ее супруга я знал уже очень давно. Помнил его еще мальчиком, учеником старших классов обычной средней школы. В самом начале девяностых, когда повсюду стали возникать стихийные рынки, видел его рядом с папой, торгующим разной мелочевкой на таком вот блошином пятачке. Потом пару лет спустя у него появился собственный ларек. Ларек постепенно трансформировался в отдел в большом универмаге. И наконец, став значительным предпринимателем, вхожим в высокие кабинеты, вплоть до уровня районной администрации, он все там же заимел собственный торговый центр. Параллельно с торговым центром везде, где только позволяли его полезные связи, словно грибы, появились принадлежащие ему магазинчики.
Торгующий на блошином рынке, некогда вежливый, услужливый мальчик с пронзительными серо-зелеными глазками – симпатизируя ему, я только у него и покупал пальчиковые батарейки, ушные палочки и деревянные зубочистки – превратился в умелого и оборотистого бизнесмена, владельца большого земельного участка с целым комплексом строений и гаражом на несколько автомобилей.
Правда, жить он почему-то предпочитал в своей городской квартире, в поместье наведываясь лишь время от времени.
Участвуя в различных мероприятиях, проводимых администрациями разных уровней, я встречал его заседающим в президиумах и с трибун приветствующим тех, кого в тот момент нужно было поздравлять и приветствовать. Его теперь большая, раздавшаяся фигура облачалась в недешевые костюмы, пошитые не иначе как в авторских ателье. В нем изменилось все, но особенно его некогда пронзительные глаза. Нет, они все так же смотрели на мир, оставаясь все того же серо-зеленого цвета, но только взгляд их из пронзительного, вызывающего сочувствие стал холодным и равнодушным. Словно прозрачная стена, через которую ничего не проникает внутрь и не выходит обратно. И еще я не помню, чтобы он хоть когда-нибудь улыбался, – ни сейчас, ни в детстве.
Казалось бы, вот он – завидный жених и понятная цель для девиц, желающих составить партию состоятельному мужчине. Но ни одна из тех, кто решились связать себя с ним семейными узами, так и не смогла ужиться под одной крышей с этим человеком. Через какое-то непродолжительное время очередной брак распадался. Узнавая ближе этого богатого и влиятельного бизнесмена, женщины бежали от него опрометью. Заветная мечта преуспевать и стать богачом превратила некогда милого, доброго юношу в современного «господина Скруджа».
– Да, это мой супруг, – подтвердила Анна. – Вместе мы прожили почти десять лет. У нас общий сын Ванечка. Очень хороший мальчик, мягкий и ласковый. Я всю себя посвятила тому, чтобы он рос именно таким, каким я мечтала его вырастить.
Для меня было откровением, что кто-то сумел-таки найти общий язык с «господином Скруджем» и даже родить ему ребенка. В моем представлении, десять лет в браке с таким человеком – это невероятно долгий срок.
– Сама я учительница, – продолжала Анна, – преподаю в средней школе. Год назад, – на ее на глазах появились слезы, – я заболела. Очень тяжело. Болезнь прогрессирует. Нет-нет, не надо меня утешать. К вам я приехала не за утешением. И все понимаю, не я первая, не я последняя. Меня страшит только одно – сама мысль, если я сейчас умру, что вырастет из моего Ванечки.
Не стану пересказывать наш с ней дальнейший разговор. Скажу только, невыносимо тяжело было слышать то, о чем мне рассказывала эта женщина. Благо у священника есть возможность спрятаться за тайной исповеди, не вынося на всеобщее осуждение чьи-то чужие грехи, о которых ему становится известно. Священник предпочитает молчать, нежели говорить дурное о каком-то конкретном человеке, о котором ему стало что-то известно. Как не принято говорить плохого о покойниках. О покойниках только хорошее или молчи. Вот и я в таком случае лучше промолчу.
Хотя нет, было же в этих отношениях и что-то доброе. Продержался же этот союз целых десять лет. Анна и сама мне сказала, что любила своего мужа, и первые годы их отношений были мирными и даже теплыми. И за Ванечку она ему благодарна. Тем более замуж она выходила поздно и, как всякая нормальная женщина, мечтала о ребенке.
Понимая,