Опыты соединения слов посредством ритма (сборник). Константин Вагинов

      Поэзия есть дар в темнице ночи струнной,

      Пылающий, нежданный и глухой.

      Природа мудрая всего меня лишила,

      Таланты шумные, как серебро взяла.

      И я, из башни свесившись в пустыню,

      Припоминаю лестницу в цвету,

      По ней взбирался я со скрипкой многотрудной

      Чтоб волнами и миром управлять.

      Так в юности стремился я к безумью,

      Загнал в глухую темь познание мое,

      Чтобы цветок поэзии прекрасной

      Питался им, как почвою родной.

      Отшельники, тристаны и поэты,

      Пылающие силой вещества –

      Три разных рукава в снующих дебрях мира,

      Прикованных к ластящемуся дну.

      Среди людей я плыл по морю жизни,

      Держа в цепях кричащую тоску,

      Хотел забыться я у ног любви жемчужной,

      Сидел, смеясь, на днище корабля.

      Но день за днем сгущалось оперенье

      Крылатых туч над головой тройной,

      Зеленых крон все тише шелестенье,

      Среди пустынь вдруг очутился я.

      И слышу песнь во тьме руин высоких,

      В рядах колонн без лавра и плюща:

      «Пустынна жизнь среди Пальмир несчастных,

      Где молодость, как виноград, цвела

      В руках умелых садовода

      Без лиц.

      В его садах необозримых,

      Неутолимы и ясны,

      Выходят из развалин пары

      И вспыхивают на порогах мглы.

      И только столп стоит в пустыне,

      В тяжелом пурпуре зари,

      И бородой Эрот играет,

      Копытцами переступает

      На барельефе у земли».

            Не растворяй в сырую ночь, Геката, –

            Среди пустынь, пустую жизнь влачу,

            Как изваяния, слова сидят со мною

            Желанней пиршества и тише голубей.

            И выступает город многолюдный,

            И рынок спит в объятьях тишины

            Средь антикваров желчных говорю я:

            «Пустынных форм томительно ищу».

      Смолкает песнь, Тристан рыдает

      В расщелине у драгоценных плит:

             «О, для того-ль Изольды сердце

            Лежало на моей груди,

            Чтобы она, как Филомела,

            Взлетела в капище любви,

            Чтобы она прекрасной птицей

            Кричала на ночных брегах…»

      Пересекает голос лысый

      Из кельи над рекой пустой:

             «Не вожделел красот я мира,

            Мой кабинет был остеклен,

            За ними книги в пасти черной,

            За книгами – сырая мгла.

            Но все же я искал названий

            И пустоту обогащал,

            Наследник темный схимы темной,

            Сухой