Синеозёрье аглаи. Людмила Павловна Новоселова
теснят. Одна за волосы ухватила, другая одежду срывает.
Аглая оторопела, да успела вскрикнуть звонко:
– Не вы мне эту силу дали и не вам со мной тягаться! Ишь, чего удумали!
Вмиг изменилось всё вокруг. По озеру волны пошли, лес затянуло чёрной тучей, посыпались змееподобные молнии, земля под ногами забурлила, запузырилась болотистой жижей. Аглая, изогнувшись, сверкнула золотистым мехом тела и в одном прыжке исчезла в чаще. Последняя мысль мелькнула у старухи:
«– Говорили люди, что Аглашка и не баба вовсе, а куницей обращаться может…»
С той поры появилась на опушке россыпь мухоморов кривых и косых с заплесневелыми шляпками. У бабы был красный платок на голове, а у той, что помоложе – в белый горошек. Ну, точь-в-точь мухоморы. Может да, а может и нет, как знать. Спросить не у кого. Деревенские потыкались по окраинам, пытались их искать, да где ж найти: чащоба, глухомань. Корзинки нашли, что валялись перевёрнутые среди грибов-мухоморов. А баб, как и не было. Может медведь задрал, а может сами чего испугались, да так в болоте и сгинули.
Глава 5
Вдоль озера тянется село Дольнее Белое, за ним непроходимый дремучий лес. Могучие корни вздыбливаются из-под земли, переплетаются с ветвями, сломанными и побитыми ураганами, что налетают внезапно с воющим ветром. Если удастся перейти чащобу, окажешься в неведомых странах. Но никому ещё не удавалось осилить дорожки-тропинки, запутанные, как ведьмины волосы. Это было тёмное царство старухи Меланьи. Одно имя её наводило страх и означало «чернота, тёмная». Здесь всегда царил полумрак. Застывший лес казался безжизненным. Ни звука, ни шороха. От этого ещё большая жуть охватывала заплутавшего человека. Он вдруг слышал странные громкие звуки, будто играли трещотки на сельском празднике. И едва путник, окаменевший от ужаса, уже прощался с жизнью, как вот она, жуть-то, и являлась. Старуха в чёрном одеянии. Седые космы выбивались из-под платка. На плечи накинута шаль, на которой, вместо кистей-украшений, извивались юркие змеёныши с «погремушками» на кончиках хвостов. Старухины скрюченные пальцы крепко держали клюку, вокруг которой обвилась «мамка» – гремучая змея, что вторила своими пластинами «детскому» оркестру – её треугольная голова с застывшими вертикальными зрачками, излучавшими красный свет, освещала путь Меланихе. Там, где ступали ноги ведьмы, земля застывала, и в прах превращалось всё живое, попавшее под тяжёлую поступь. Над её головой бесшумно описывали круги нетопыри. За свою «помощь» выбраться из заколдованного места, ведьма забирала душу навечно. Человек лишался разума и поступал в услужение. Сам виноват, не броди, не рыскай, где не следует. Но власть Меланихи простиралась и на родных путника. А если кто пытался забыть или отказаться от её «подарка», то вскорости гибнул от дикой стаи Волкопсов. Откуда появлялись эти звери – неизвестно. Нападали на домашний скот, да и человека могли загубить. Сотворив чёрное дело, бесследно исчезали,