Пять желаний мистера Макбрайда. Джо Сипл
лиявшие на лучшие части этой истории. Мой бывший литературный агент Пола Муньер из Talcott Notch Literary Services оказала мне колоссальную помощь. Вместе мы работали четыре года, и я безмерно благодарен ей за редакторский профессионализм, оптимизм и поддержку. А больше всего меня поддерживали и ободряли мои родные – их понимание и забота были жизненно необходимы на пиках и в пропастях писательского процесса. Особо хочу поблагодарить мою жену, Анну. Когда мне хотелось все бросить, она сказала, что видит во мне писателя, и купила бутылку La Folie, чтобы отметить успех, хотя мы еще не знали, будет ли он. Мне никогда не отблагодарить тебя за все. И наконец, я хочу поблагодарить тебя, мой читатель. Надеюсь, тебе понравятся Мюррей, Джейсон и Тиган так же сильно, как нравилось мне писать о них. Давайте жить так, словно у нас мало времени, чтобы осуществить свои желания.
В конце концов, так оно и есть.
Пять желаний мистера Мюррея Макбрайда
Центр исполнительских искусств имени Джона Ф. Кеннеди, Вашингтон, округ Колумбия
Как скажет вам любой стоящий волшебник, бывает магия фальшивая, а бывает настоящая.
Фальшивой магией мы зарабатываем себе на жизнь. За такую магию платят зрители, точно зная, что это всего лишь иллюзия и ловкость рук. Мы заставляем исчезать стодолларовые купюры. Мы поднимаем в воздух своих помощников. Порой мы разрезаем пополам кого-то из зрителей, а потом магическим образом вновь соединяем половинки.
Но есть реальная, настоящая магия, в которую многие волшебники больше не верят. Им кажется, что уже открыты все секреты и изучены все приемы.
Только не я. В моей жизни была магия. Настоящая магия. Я знаю, что она существует.
– Просперо, твой выход через пятнадцать минут!
Этот человек вот уже несколько дней не отстает от меня. Его зовут Майлз, хотя сам он называет себя исключительно биографом Просперо. Я считаю, что тридцать лет слишком юный возраст, чтобы иметь биографа, но Майлз со своей полудюжиной подбородков просто ковыляет рядом со мной походкой хоббита и твердит, что он счастливейший человек на земле, потому что «находится рядом с величайшим магом в истории».
Конечно, это неправда. Насчет «величайшего мага». Ведь есть Дэвид Копперфильд и Крис Энджел. Неужели Майлз никогда не слышал о парне по имени Гудини?
– Приятель, мы же говорили об этом, – напоминаю Майлзу. – Называй меня Джейсоном. Просперо – только для сцены.
Губы Майлза кривятся и опускаются так, что почти скрываются в верхнем подбородке. Мы оба знаем, что он никогда не станет называть меня иначе, чем Просперо.
– Ладно, забудь, – говорю я. – Пятнадцать минут?
Я осматриваю закулисье. Рядом суетятся люди: один катит тысячегаллонный резервуар с водой, из которого я необъяснимым образом выберусь, несмотря на цепи толщиной три дюйма… Другой готовит зеркала, наклоняя их так, чтобы женщина, стоящая перед ними, исчезла из виду. Я знаю, что должен нанести последние штрихи, но сегодня эта мысль приводит меня в ужас.
– У меня есть время для парочки коротких вопросов, – сообщаю я.
Майлз судорожно роется в карманах куртки, брюк, рубашки. Именно в рубашке обнаруживается диктофон. Майлз неловко задевает занавес локтем, пыль поднимается в воздух и оседает на моем фраке только что из химчистки. Я тру нос, чтобы удержаться от чихания.
Майлз нажимает кнопку. Диктофон пищит – в последние три дня я слышу этот звук непрерывно. Майлз сурово сводит густые черные брови и начинает говорить, как ведущий программы новостей:
– Как сказал сам волшебник, сегодня главный вечер его жизни. Остается менее пятнадцати минут до того момента, когда он появится на сцене в облаках дыма. Просперо, мастер невозможного, величайший иллюзионист в истории, поворачивается ко мне и говорит…
Я накрываю диктофон рукой и говорю в сторону:
– Пожалуйста, без фальши. Сегодняшний вечер слишком важен.
Зрители продолжают прибывать. Восторженное ожидание нарастает, как некий магический трюк. Часы я не надеваю – мои руки должны быть абсолютно чисты от запястий до локтей. Но шум толпы подсказывает, что время выступления близко. Я выглядываю за занавес и смотрю на два пустых места. Первый ряд, прямо в центре, так близко к сцене, что я почти что могу коснуться их рукой.
– Куда вы все время смотрите? – спрашивает Майлз. – На те два места, да? Они зарезервированы?
Я поправляю галстук-бабочку и опускаю занавес перед нами.
– Да.
– Для ваших родных?
– Я не видел своих родных уже несколько лет, – тяжело вздыхаю я.
Я чувствую, что ему до смерти хочется узнать почему, но он сдерживается.
– Тогда для кого же эти места?
Он поднимает диктофон, поднося его почти к моим губам. Я отступаю, но он поднимается на цыпочки, чтобы диктофон был как можно ближе.
– Для очень старых друзей. Именно из-за них сегодняшний вечер так важен. Я и магией-то занялся из‑за них.
– Вы никогда не говорили